Ленин пытался объяснить партийным работникам, зачем он затеял неудачную войну с Польшей, то есть фактически оправдывался, и при этом невольно переоценивал значение Польши. Но эти преувеличенные представления о роли поляков в европейской политике прижились, и для сталинского руководства Варшава до самого 1939 года оставалась главным врагом.
Нестор Махно: я несу смерть
25 сентября 1919 года в здании московского комитета партии в Леонтьевском переулке, дом 18, шло большое совещание. С докладом выступал кандидат в члены политбюро ЦК и редактор газеты «Правда» Николай Иванович Бухарин, в ту пору главный партийный идеолог. Ждали и Владимира Ильича Ленина. Но он не пришел — на свое счастье.
Около девяти вечера раздался взрыв — в окно бросили бомбу. Бухарин был ранен, как и еще полсотни человек — в основном московские партийные работники. Были и убитые. Развалы разбирали всю ночь, вытаскивали тела убитых и раненых.
Среди жертв могли быть Александра Михайловна Коллонтай, первая в нашей стране женщина-министр, и Инесса Федоровна Арманд, которая так нравилась Ленину и которая возглавила отдел ЦК партии по работе среди женщин.
«Пережили большую встряску со взрывом на Леонтьевском переулке, — вспоминала Александра Михайловна. — Совершенная случайность, что я избежала гибели. Мы с Инессой Арманд за полчаса до бомбы ушли из зала: спешили в ЦК, где нас ждала Надежда Константиновна Крупская. А мы сидели близ дверей, где взорвалась бомба».
Ответственность за теракт взяли на себя анархисты. Они наказывали большевиков за предательство идеалов революции. Двоих боевиков, которые бросили мощную бомбу, застрелили на месте, прямо в Леонтьевском переулке. Семеро анархистов предпочли самоубийство — подорвали себя, когда их окружили чекисты. Еще восьмерых арестовали и расстреляли. Чекисты искали и методично уничтожали анархистов, хотя еще недавно большевики и анархисты были союзниками.
Скажем, прекратить работу Учредительного собрания, которое в январе 1918 года собралось в Петрограде в Таврическом дворце, поручили отряду моряков под командованием анархиста Анатолия Григорьевича Викторского (Железняка). Он и разогнал депутатов-говорунов по приказу балтийского матроса Петра Дыбенко.
А брат Павла Дыбенко — Федор Дыбенко сам был «анархистом-коммунистом». В Гражданскую войну командовал 42-й стрелковой дивизией. Один из его полков отступил.
Дыбенко прибыл туда на бронепоезде «Истребитель» и в гневе приказал расстрелять за отступление каждого одиннадцатого. Но бойцы не позволили ему устроить расстрел и убили его самого.
После Октября семнадцатого года анархисты пришли в новые органы управления, создаваемые советской властью. Трудились в аппарате Наркомата иностранных дел, служили в органах госбезопасности, стали профессиональными чекистами.
Надо разделить анархистов на идейных, у которых была программа, и на тех, кто просто наслаждался революционной вольницей. Для идейных анархистов революция — это процесс. Они считали, что недостаточно взять власть. Революция сама по себе не уничтожает пресс давящей человека государственной машины. Главное для анархистов — сознательный отказ подчиняться властям и законам, причем любым властям и законам. Все очень просто: «Если людей можно заставить подчиняться хорошему закону, то их можно заставить подчиняться и плохому закону».
Анархисты считали необходимым создавать децентрализованные коллективы — без вождя и лидера, где у всех равный голос. Свобода — привычка, ее надо вырабатывать. Анархизм — это еще и борьба с мещанством, тупостью, рутиной и мертвечиной в искусстве во имя революционной переделки жизни. Анархизм был рожден стремлением освободиться от давящего государственного аппарата.
Вождя анархистов князя Петра Алексеевича Кропоткина поразил разговор с Лениным в 1918 году: «Я упрекал его, что он за покушение на него допустил убить две с половиной тысячи невинных людей. Но оказалось, что это не произвело на него никакого впечатления. Я понял, что убеждать этого человека в чем бы то ни было совершенно напрасно!»
Петр Кропоткин умер от воспаления легких 8 февраля 1921 года в Дмитрове, где жил после революции. Бесстрашная революционерка Мина Львовна Свирская рассказывала, как после похорон поехала в Плехановский институт, где вспоминали вождя анархистов.
Аудитория была переполнена. Многие желали выступить. Присутствовал и нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский. Как член правительства он дал слово, что все могут говорить свободно и никто не пострадает. Но сразу же после собрания двое ораторов были арестованы. Возмущенная Свирская в час ночи дозвонилась Луначарскому.
— Будьте спокойны, — заверил ее нарком, — вы не успеете доехать до дома, как они будут освобождены.
Прошло несколько дней, но чекисты никого не отпустили. Упорная Свирская пришла к Луначарскому в Кремль. Узнав, что его вмешательство не возымело действия, он весь съежился, как от удара, и пробормотал:
— Ну, что я могу поделать.
Мина Свирская ушла. Она вскоре сама угодила за решетку. За свою принципиальность и бескомпромиссность провела в заключении двадцать пять лет.
Взрыв в Леонтьевском переулке имел последствия не только для анархистов. Тогда погибли двенадцать партийных работников. Среди них самым заметным был секретарь столичного горкома Владимир Михайлович Загорский, соратник Свердлова и близкий к Ленину человек.
Смерть Загорского, на которого Ленин опирался, была для него большой и невосполнимой потерей.
В большевистском руководстве развернулась скрытая борьба за власть. Сталин, который не был в эмиграции в отличие от Ленина и других, оказался своим для массы, которая поспешила присоединиться к правящей партии. Старые большевики почувствовали себя неуютно.
Сохранилось любопытнейшее письмо Владимира Ильича, адресованное Григорию Львовичу Шкловскому, члену партии с 1898 года. Они вместе были в эмиграции, сблизились, Ленин ему доверял. И Шкловскому в июне 1921 года пожаловался на то, что новое поколение партийцев не очень к нему прислушивается:
«Тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и другие. Есть и предубеждение, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне… Это мне крайне больно. Но это факт… „Новые“ пришли, стариков не знают. Рекомендуешь — не доверяют. Повторяешь рекомендацию — усугубляется недоверие, рождается упорство: „А мы не хотим!!!“ Ничего не остается: сначала, боем, завоевать новую молодежь на свою сторону».
Ленин сетовал на то, что к нему не прислушиваются! Новые члены партии были недовольны Лениным, им не нравилась его кадровая политика. Владимир Ильич на всех крупных должностях держал тех, кого он хорошо знал. Старая гвардия составляла всего два процента численности партии, но занимала почти все руководящие посты. Молодые аппаратчики толкались в предбаннике, а хотели сесть за стол и принять участие в дележе власти. Ленин нарушил два основных правила: аппарат должен смертельно бояться хозяина, но и что-то получать от него.
