Следующий мой тезис касался одного из основных принципов новой культурной политики, борьбы за реальное повышение статуса культуры, закрепленного в законодательном порядке.
Я напомнил, что при участии партии разрабатывалась программа развития культуры в СССР, проводились мероприятия по укреплению материальной базы всей духовной сферы советского общества.
ЦК ходатайствовал перед Верховным Советом принять закон о предотвращении фактов вандализма в отношении памятников архитектуры. Вскоре по этому поводу был издан указ Президента СССР. Также по просьбе ЦК КПСС Верховный Совет СССР принял постановление о дисциплинарной ответственности за разрушение памятников истории и культуры.
В связи с переходом к рыночным отношениям ЦК КПСС направил обращение в Совет Министров СССР с просьбой принять меры по социальной защите художественной интеллигенции. По данному вопросу в январе 1991 года вышел Указ Президента СССР «О социальной защите творческих союзов».
Именно инициатива ЦК КПСС сыграла решающую роль в принятии постановления Верховного Совета СССР «Об усилении ответственности за пропаганду насилия».
Завершающая часть моего выступления была лаконичной. Я выразил надежду на объективность решения Конституционного суда. «Своим справедливым решением вы можете существенно повлиять на достижение исторического компромисса между различными политическими силами, способствовать нормализации обстановки в стране в интересах народа, нынешнего и будущих поколений».
В той крайне нервозной обстановке, когда кое-кто надеялся, что Конституционный суд вынесет вердикт о запрете Компартии и, по сути дела, тем самым необратимо расколет общество, судьям надо было быть очень дальновидными, в высшей степени честными, независимыми и порядочными людьми, чтобы не поддаться экстремистскому психозу.
Председателем Конституционного суда был Валерий Зорькин – высокообразованный, интеллигентный человек, видный специалист по истории правовых и политических учений. Он никогда не был номенклатурным партработником. И когда бывшие приверженцы социализма изо всех сил пытались опорочить партию, Зорькин вел себя совершенно независимо. С огромным достоинством. Он не скрывал, что существует формальная сторона дела: есть иск, и он должен быть рассмотрен. Но вместе с тем Зорькин склонялся к мысли о том, что «суд над КПСС» равносилен разрушению нашей государственности.
В том «процессе» участвовали люди, которые сильно отличались от Зорькина. Некоторые молодые политики, выступавшие на суде, внешне были очень напористы, агрессивны. Но и они, видимо, чувствовали, что лед под ними хрупкий. Можно и провалиться.
С одним из них, С. Шахраем, мы активно и полезно сотрудничали, когда на Кавказе возникли сложные проблемы. Продолжали деловое общение и тогда, когда он был министром по делам национальностей. Но это был уже другой Шахрай, совсем не тот, каким он запомнился по своим выступлениям на Конституционном суде. Есть хорошее выражение: «Тяжела ты, шапка Мономаха». Действительно, не легка, когда становишься государственным человеком. Приходится управлять своими эмоциями.
Почувствовать специфику процесса по так называемому делу КПСС помогает, как ни странно, писатель Франц Кафка с его романом «Процесс». В полном соответствии с Кафкой роли участников процесса постоянно менялись. Мистика перевоплощений усугублялась тем, что в прошлом судьбы всех участников процесса – и обвинителей, и свидетелей, и даже судей (подозреваю, что и многих журналистов) – были связаны с одной политической организацией – КПСС. Ходили слухи, что даже здание суда охраняют бывшие коммунисты, едва ли не чекисты.
Когда свидетельские показания давало среднее звено партийных работников – секретари райкомов, обкомов и крайкомов, – один из представителей обвинения спросил радикально антикоммунистически настроенного юриста (имя не помню), как квалифицировать в русле выдвигаемых обвинений деятельность Свердловской и Московской партийных организаций, которые когда-то возглавлял Президент России Борис Николаевич Ельцин. Юрист мгновенно изменился в лице и поразил собравшихся аргументами в пользу конституционности и правомерности деятельности партии.
Трудно было понять, что это за суд: уголовный, политический? Фактически обвинялись не конкретные лица в связи с доказанными правонарушениями, обвинялась целая историческая эпоха.
Важный вопрос, заданный мне на заседании Конституционного суда, сводился к тому, являлась ли партия государственной структурой. Да простят мне стороны, но мне показалось, что полемика по этому вопросу велась и с той и с другой стороны схоластически. Одна сторона утверждала, что КПСС незаконно узурпировала роль государства. Оказывается, вместо государства в нашем обществе действовала политическая партия и, подобно известному мольеровскому герою, не подозревавшему, что он всю жизнь говорил прозой, наши люди не ведали, что жили в партии, а не в государстве. Другая сторона, активно защищаясь, наоборот, представляла реальное положение государственных органов как более самостоятельное и независимое, чем это было на самом деле.
А между тем руководящая роль КПСС была зафиксирована в статье 6 Конституции СССР. Что касается самого Конституционного суда, то это государственный орган, который трактует нормативные акты исходя из конституционных норм. В данном случае – механизм осуществления власти и всю общественно-политическую систему СССР в целом. Известная 6-я статья Конституции СССР указывала на то, что КПСС – это ядро политической системы, государственных и общественных организаций. В силу этого Коммунистической партии по закону приходилось выполнять руководящую функцию в деятельности государства, Советов, профсоюзов, комсомола и других организаций.
Речь могла идти лишь о степени влияния компартии на государство и его органы. Но из факта этого влияния не делалось никакого секрета.
Далеко идущие планы объявления партии вне закона и организация политического судилища над ней были несостоятельными и провалились.
Обретение равновесия
Обращаясь к событиям многолетней давности, понимаю: хотя время сгладило остроту многих впечатлений, оно не изменило их сути. Распад, дезинтеграция Советского Союза до сих пор остаются для меня трагедией.
Я посвятил жизнь служению своей стране. За годы работы узнал немало достойных людей, думавших и поступавших так же, как я.
Ситуация воспринималась как поражение. Но не потому, что лишился каких-то чинов. Нет. Незнакомое прежде состояние морально-психологического вакуума. Десятилетия активной, увлекательной жизни сменились (временно) позицией стороннего наблюдателя. Видеть иногда трусость и растерянность тех, кому искренне доверял, было тяжело.
В годы работы в Комитете солидарности стран Азии и Африки и в дальнейшем я получал в праздничные и предпраздничные дни (особенно на Новый год, в годовщину Октябрьской революции) тысячи поздравлений из разных концов страны, из-за рубежа. В 1991 году таких поздравлений пришло намного меньше. На личном опыте убедился: когда удача поворачивается к тебе спиной, нормальные человеческие отношения могут не выдержать экзамен на прочность. В политике это не редкость.
