После распада СССР для оппозиции первой волны в республиках Южного Кавказа подлинными духовными ориентирами стали концептуальные и идеологические установки досоветского времени. Резко возрос интерес к политическим силам, пришедшим к власти в своих странах после крушения Российской империи и впоследствии подавленных Красной армией. Это было драматической страницей нашей общей истории. Казалось, что она была перевернута, и надо было двигаться дальше, искать новые модели совместной жизни на благо всех народов. Оппозиционеры же, заряженные идеями дистанцирования от недавнего времени совместной истории, рассматривали настоящее только сквозь призму прошлого. Они были непримиримы, трактуя весь советский период, причем совершенно ошибочно, как политику колониализма и подавления независимости народов Кавказа. Разумеется, ни о каком совместном проектировании будущего при таких оценках прошлого не могло быть и речи. Такие суждения бывают всегда после внезапных политических изменений. Это не кавказское явление, а универсальное. Поэтому драматизировать это не следует.
Важно отметить также, что продуманного, трезвого подхода к оценке исторического наследия народов Кавказа не было ни у одной из новых политических сил. Полное отрицание позитивных черт советского периода означало искажение объективного исторического контекста, вело к необоснованному мифотворчеству. Самое главное – оно разжигало вражду между народами.
До сих пор подобная позиция служит одним из препятствий для динамичного развития Большого Кавказа, восстановления и создания нужных для всего региона транспортных, морских и других коммуникаций, а одна из стран всячески стремится под зонтик НАТО.
Но и непонимание цивилизационной специфики кавказских народов иногда до сих пор мешает нашей стране опереться на потенциал сотрудничества в регионе. Неадекватная риторика парламентариев и экспертов России добавляла немало хлопот отечественной дипломатии. Так, например, Институт оборонных исследований опубликовал документ, в котором ратовал за прекращение миротворческого процесса на Кавказе и возобновление широких военных операций… отказ от многосторонних переговоров по каспийскому нефтяному контракту…
Надо признать, что наши западные партнеры в 1990-х годах порой оказывались более гибкими в своей практической политике. Оправившись от шока, связанного с неожиданным распадом СССР, они быстро сориентировались и сосредоточили внимание на кавказском направлении. В 1994 году президент США Б. Клинтон значительную часть своего времени, посвященного международным делам, отдавал именно Кавказу, новым кавказским государствам.
То же самое делали его германские, французские, британские коллеги. Европейцы открыли исторические архивы и попытались воспроизвести свою политику в отношении Кавказа, проводившуюся еще в конце XIX – начале XX века, когда семья Нобелей владела бакинскими нефтяными разработками, а немецкие компании контролировали строительство железных дорог в Малой Азии.
В России же, как и в большинстве республик бывшего СССР, в начале 1990-х царила растерянность. Для абсолютного большинства советских людей распад СССР стал крайне негативным, драматическим событием.
Внезапность упразднения единого государства, произведенного вероломно, фактически за спиной у граждан страны, оказалась неожиданностью и для многих руководителей союзных и автономных республик. И это понятно: повышение уровня самостоятельности республик, к которому большинство из них активно стремилось, не должно было автоматически привести к упразднению единого государства, кровавым конфликтам и разрушению экономики.
В результате кризисных процессов в СССР к власти в государствах Южного Кавказа пришли, по сути, случайные люди, не имевшие мало-мальски серьезного политического и управленческого опыта. На некоторое время господствующим политическим трендом в Грузии, Армении, Азербайджане стал воинствующий национализм, острие которого было направлено прежде всего против большого северного соседа – России.
Очень точно передает атмосферу того времени бывший председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Р. Нишанов: «Совет Национальностей неуклонно превращался в зону почти сейсмической активности. Его знобило вместе со страной: к концу перестройки национальные вопросы стали такими же острыми, как и экономические, но только куда опасней. Ураганный ветер неведомой свободы сносил крыши».
Занявший президентское кресло в Баку Эльчибей, выходец из научной гуманитарной среды, переводчик и востоковед, советский диссидент с многолетним стажем, безуспешно пытался соединить ислам и идеологию пантюркизма с современными европейскими институтами. Он подписывал договоры с МВФ и Мировым банком, но одновременно призывал к возрождению средневековых тюркских традиций. Имея незавершенный и трагичный по своей сути военный конфликт с Арменией в Карабахе, Эльчибей провоцировал конфликт с Ираном, претендуя на Южный (иранский) Азербайджан. Он открыто занимал антироссийскую позицию.
При этом новые власти Азербайджана не имели ни малейшего управленческого опыта. Они попросту не знали, как управлять государством.
Первые же военные неудачи в Карабахе поставили Эльчибея перед лицом острого политического кризиса. Не помогло введение в стране военного положения. В Гянджи поднял мятеж полковник Гусейнов, и режим Эльчибея оказался перед угрозой полного краха. Всего одна цифра: на всенародном референдуме о доверии Эльчибею в 1993 году за его отставку высказалось 97,5 процента проголосовавших.
Л. Тер-Петросян, пришедший к власти в 1991 году на волне критики СССР и обострения проблемы Нагорного Карабаха, организатор многочисленных акций неповиновения и горячий оратор, точно так же, как и его азербайджанский коллега, не имел управленческого опыта. Тер-Петросян был профессиональным филологом, арабистом, причем знал арабский с детства – родился в сирийском Алеппо. Его отец был основателем коммунистической партии Сирии и Ливана.
Долгое время после распада СССР экономическое положение Армении оставалось очень тяжелым. Последствия разрыва хозяйственных связей с бывшими советскими республиками дополнялись блокадой республики со стороны Турции. Война в Нагорном Карабахе требовала все новых ресурсов, а их не было. Неудивительно, что Карабах надолго стал главной национальной проблемой, вокруг которой выстраивалась вся политика руководства Армении – как внешняя, так и внутренняя.
На волне общеармянской борьбы за Карабах Тер-Петросян вошел в политическую элиту Армении в самом начале 1990-х годов. Став президентом, он преследовал своих политических противников, поднимая на щит Карабах, отодвигал на второй план вопросы экономического, социального, культурного развития, которые не получили за годы его президентства никакого удовлетворительного решения.
Но не смог Тер-Петросян решить и проблему Карабаха. В 1998 году очередной кризис вокруг карабахского урегулирования заставил его уйти в отставку.
Недолго продержался у власти в Тбилиси Звиад Гамсахурдиа. Но своей непродолжительной деятельностью он внес в кавказскую политику гораздо больше хаоса, чем все остальные президенты-диссиденты.
Гамсахурдиа активно раздувал пламя тех конфликтов, которые тлеют на Кавказе до сих пор. Первый же указ, подписанный им после избрания, касался организации «национального неповиновения», «блокады СССР» и массовых забастовок с целью признания независимости Грузии союзным руководством. Долговременным результатом этих действий стало то, что он вверг республику в состояние разрухи.
