Ян Лооз решил, что утром он переоденется старьевщиком. Это чтобы не привлекать к себе особого внимания и направится в Нижний город. Подол. Там он пообщается с народом, послушает сплетни, попытается прояснить что-нибудь возможно новенькое о пропавших детях. А теперь немедленно спать!
Пан воеводский писарь завернулся в теплое одеяло, лег возле большой горячей трубы камина и вскоре провалился в сон…
… Ему снова привиделся Белый Рыцарь. Белый Всадник. Он водил его по каким-то питейным заведениям — шинкам. Ни в одном из них Яну Лоозу не нравилась атмосфера. В каждой пивной или корчме ощущалась какая-то тревога. Места быстро менялись один за другим. Менялись во сне и города. Это были полудвальные пивные блистательного Львова, шумные открытые чайные в Бахчисарае и Царьграде. И вот Белый Рыцарь длинной острой пикой указал на дубовую дверь одной подпольной воровской корчмы…
Оттуда слышалась шумная разухабистая музыка. Кто-то безжалостно рвал струны скрипки, пытаясь вынуть из нее душу. Там же стоял пьяный гогот, кто-то безбожно матерился, на полу чьи-то ноги мяли обломки битой посуды. Она трещала под каблуками. Скрипучая дубовая дверь неожиданно открылась и на пороге появился, кажется, сам хозяин этого колоритного заведения. «Тертый калач». Мужик почесал свое пузо, рыгнул пару раз. Подозрительно огляделся по сторонам. Затем он почесался в паху и стал мочиться прямо в темноту ночи…
Глава 9
… У киевской подпольной корчмы — «Святая обитель» ничего святого, кроме названия не было. Это воровское гнездо располагалось на Нижнеюрковской улице. В последнем полуразвалившемся двухэтажном строении. Ведь, его собственно-то и домом назвать язык не поворачивался. За годы, к этому строению все время что-то пристраивалось, а потом что-то сносилось. Строение давно потеряло свои первоначальные формы. Ночью дом напоминал огромный перекошенный старый сундук. С прорезями вместо окон. Из них иногда лился мутный свет масляных лампадок. Одним словом, не дом, а гнездо! Днем для богомольных, ночью для подозрительных. Дешево и надежно! Богомольными посетителями здесь были паломники Николо-Иорданского монастыря. Ведь при нем есть живой источник! Святых вод Иордана. Они исцеляли, так утверждали, от многих болезней, бесплодия, холеры, падучей. К источнику тянулись паломники со всего огромного Киевского воеводства и Левобережья Украины. Паломники боготворили эти святые киевские места! И забывали на Нижнеюрковской улице о своей собственной безопасности! Ведь основные ночные посетители притона «Святой обители» — это опасные гости самого пана хозяина. Василя Гнедого. К нему тянулся разный люд. Все больше любители обольстительных монахинь, монастырского имущества, беспробудные пьянчуги, уличные хулиганы, базарные мошенники и карманные воры. Недаром говорили, эта улица ведет на самом деле не к Николо-Иорданскому монастырю, а прямиком в «Город мертвых»! Ведь при монастыре было кладбище. И нередко там находили непохороненные тела заезжих панов и молодых панянок, убитых рядом со страшной корчмой. Жуткое это место было. Да и названия тех мест у горы Щекавицы говорили сами за себя. «Похоронная улица», проезд «Гнилой грязи», «Черный Яр». Поэтому корчма «Святая обитель» словно пиявка присосалась к ним. Ее хозяин Василь Гнедой когда был отпетым головорезом. Разбойником с крутым нравом. Он сам в одиночку мог разобраться с любой дракой…
… Василь Гнедой вышел на порог и сплюнул в ночь. Помочился и закрыл за собой дверь в его корчму, откуда и неслась пьяная музыка…
… Внутри этого гнезда отказа в теплоте и милости не было никому. Но это пока звенели золотые у пропащей христианской души. Лишь бы покупали у хозяина мед, пиво, монастырский бенедиктин и другое мерзкое пойло! Сам Василь Гнедой уже стал за стойку. Он был одет… в монашескую рясу. Церковные облачения ему нужен был для пускания пыли в глаза. Любил Василь Гнедой красивые, и дешевые эффекты. Мол, он тоже богомолен, как и брат с ближайшей обители… Почти всех своих постояльцев он знал лично. А для незваных гостей, тех, кто не платил по какой-то причине за выпивку или начинал вдург от пива бузить — у него лежал наготове заряженный картечью мушкет. И для ближнего боя тяжелый пернач. Василь Гнедой — был мастером рукопашного боя!
… Именно сейчас в его корчме посетителей было не так много, как обычно. Пара-тройка обычных лесных головорезов. Именно они сильно кричали, когда выпивали, спорили о чем-то и матерились. Там сиживало несколько базарных воров. Здесь утились двое постоянных выпивох, они давно носили Гнедому за пойло тещины золотые кольца и серебряные нательные кресты своих жен. Поскольку свои они давно здесь у Василя и пропили…
… В корчме давно витал солидный стойкий перегар. Еще сонные последние мухи грелись у теплой печки. По ней же ползали рыжие пруссаки. Шумные пьяные компании чокались глиняными кружками, сладко чавкали и отрыгивали страшным чесночным ветром. Никто пытался никому не мешать. Люди, кроме выпивки, были заняты еще и тихим, деловым общением…
… Два музыканта расположились в углу возле теплой печки и время от времени отгоняли пруссаков. Музыканты были одеты в рясы. Звали их — Яша и Наник. Их «пригрел» у себя в корчме для дела Василь Гнедой. Именно они на скрипках и играли жалобные иорданские мелодии. Под них хорошо пилось и думалось местным и заезжим головорезам…
… За самым дальним столом, в углу, над которым вяло тлела церковная лампада и висела похищеная в Черниговском соборе икона, сидело трое персонажей. Двое были нам уже знакомы — это были те самые разбойники. Одноглазый Бабак и его подельник Гонта. Ну а третий пан числился явно их предводителем. Он был одет лучше всех в этом омерзительном заведении. Даже лучше самого корчмаря Василя Гнедого. Он был главарем этой шайки. Вожак не прощал ошибок и не знал поражений. Этого человека, похожего на беглого дезертира, звали — Игнаций Чуб…
Никто не знал настоящее это имя или нет? Но никого это совсем и не интересовало… Все звали его просто Чуб. Или атаман Чуб…
… Игнаций Чуб схватил подельника Гонту за воротник его рваного жупана. Посмотрел на него страшным взглядом. На левом глазу у Чуба было кривое пятно. Бельмо. Его в народе звали — «крымская соль». Говорил Чуб четко и внятно:
— Ты, собака паршивая, хотел обмануть нас? И меня, и Бабака?! Да? Отвечай, паскуда!
— Нет. Не хотел, Чуб! Это совсем не так! — Гонта презрительно посмотрел на этого «паршивого пса» Бабака. И все понял. Хитрая уловка Гонты совсем не удалась. Ведь он тогда решил сам тайком пойти к ростовщику. И там пытаться сбыть то, что украл из кармана этого наглого смуглого бусурмана. Все бы прошло хорошо. Гонта перебирал мысленно в голове те моменты, когда он был на сто процентов уверен — дело легкое, пшик! и все выгорит! Он не знал, что этот «паршивый пес» был специально приставлен к нему исключительно по воле Игнация Чуба, который как раз почему-то очень мало верил Гонте…
… А Гонта вспомнил, как он вошел к ростовщику. На самом деле он хотел лишь узнать — что это за штучка? Мол, из какого металла, сколько стоит? И так далее. Старый Буба Бронштейн тут же под прилавком схватил небольшой пистоль, как только увидел перед собой этого хитрого пройдоху. А Гонта услышал характерный щелчок и сделал жест рукой, мол, спокойно старик, я здесь по другому поводу…
