Ириней Сорока с подозрением посмотрел на этого «бусурмана» и стал царапать ногтем свой медный ключ на плохо мытой шее.
— Их секретарь, толмач, писарь и слуга по особым делам — Ян Лооз! — представился этот осман. Говорил он по-нашему, без всякого акцента… Значит, где-то глубоко в своей мусульманской душе он был нашим, — так считал про себя Ириней Сорока.
— Черт возьми! — подумал про себя пан подкоморий. — Писарь и секретарь… и еще татарин…
— Слава Иисусу Христу, Ваше Преподобие! — крикнул Ириней Сорока ксендзу. Третьему пассажиру транзитной кареты.
— На веки веков! Амэн! — вяло ответил пан ««Их Бессилие». «Сама Слабость» осенила Иринея Сороку святым знамением. Ксендз был бледен. Его снова тошнило… Он блевал какой-то красной дрянью…
— Это наш новый приор, пан Зиновиус Заремба. Присланный из Житомира к нам на окраину королевства, — тихо произнес этот осман.
Приор Заремба кивнул головой на багажное отделение транзитной кареты. Указал на сундук обитый рыжей кожей. С двумя боковыми медными ручками для транспортировки. Он приказал действовать носильщикам с сундуком весьма осторожней!
— Матерь Божья! Аккуратнее, безбожники! Там у меня ценная икона! Ее нельзя трясти или беспокоить! Понятно вам?
— Понятно, Ваше Священство! — Ириней Сорока с пониманием кивнул головой. Младший подкоморий стал показывать мужчинам рукой на их палаты. Мол, вам туда! Там вас мои люди обустроят, там можно отдохнуть с дороги. А потом, будет и горячий ужин.
— А где, собственно, наш уважаемый подкаштелян замка, сам пан Антоний Пясота? Почему же не встретил нас? А?… Мы с ним списывались месяца полтора назад. И его ответ был положительным! Договорились на сегодняшнее число, у моста через реку Глубочицу… — поинтересовался этот осман с польским именем Ян и немецкой фамилией Лооз.
— Вот тебе и раз! Говорит без бусурманского акцента… Где же это он так загорел…? — думал Ириней Сорока… — А? что вы спросили, мой дорогой друг?
Пан воеводский писарь Ян Лооз отбросил со лба казацкий чуб и повторил свой вопрос.
— Мы к нему не смогли попасть! Он утром ушел готовить вам баню. Так его никто и не беспокоил и он тоже не посылал ни за кем из наших замковых слуг…. Поэтому я не знаю, где он….
— Странно все это… Странно. Это — плохой знак!..
— Вы так считаете? Мы были заняты приготовлениями. Палаты нужно было убрать. Поэтому, его никто не беспокоил, — ответил Ириней Сорока.
— Я сейчас отнесу наверх две свои вещи и вы мне покажете, где у вас эта баня?!..
— Слушаюсь, мой дорогой пан…
Подкоморий Ириней Сорока был сама любезность. Он сначала стал показывать приору Зиновиусу Зарембе его гостевую комнату на втором этаже. Ведь утром пан приор собирался отбыть к себе в монастырь, чтобы не ехать ночью, когда могут на дороге орудовать дерзкие бандиты. А пан воеводский писарь Ян Лооз полез внутрь кареты за своим багажом. Тут он вспомнил про этот желтый брелок, который забавы ради стянул у пан приора Зарембы. Мол, сейчас-сейчас, мой милостивый пан, я вам его верну, только найду на полу…
Ян Лооз засунул руку в карман… И… Вот уж нет! Как же это?! Боже! Этого брелка там не было!..
Пан воеводский писарь ощупал все карманы. Он задумался. Стал представлять, а потом вдруг понял, где же эта потеря могла с ним случиться.
— Ну, я к вам еще доберусь, упыри!
Ян Лооз поднял два своих деревянных чемоданчика и ушел с ними в свою палату. Через час-полтора, умывшись с дороги нагретой в камине водой, он должен был появиться у воеводы Киселя. Получить ценные указания… Но, к сожалению, докладывать Их Милости пришлось по совершенно другому поводу…
Глава 3
… Итак, Замковая баня располагалась неподалеку от тюрьмы и казарм стражников. Это было очень удобно. Сначала по расписанию там мыли, оттирали, стирали и спасали от вшей, клопов, гнид и других паразитов заключенных — «варнаков». А потом на следующий день там уже обслуживали и саму стражу — часовых, солдат и офицеров.
— Наш банщик — интендант Ярема у нас из бывших солдат! Опытный и бывалый! — докладывал пану воеводском писарю подкоморий Ириней Сорока. — И это несмотря на то, что на правой руке у него отсутствует несколько пальцев! Саблей, кажись, ему оттяпали в рукопашном бою или ударили кинжалом в корчме! Тут уж я не знаю…
Пан подкоморий сообщил, что пан интендант, тем не менее, давно и очень хорошо заведует всем этим банным хозяйством! Он следит, чтобы двор чистили, веники давали только свежие, воды всем было предостаточно! Но, на данный момент пан Ярема заболел. Говорят, что-то сожрал в шинке. Вроде, ел не совсем свежую рыбу, потом его потчевали репой с медом, поэтому и отравился. Третий день в постели. Мутит его. Блюет.
… Ян Лооз зашел в баню… Там внутри пахло тленом. Еще не так давно тут еще коптилась пара свечных огарков. Пан воеводский писарь чиркнул огнивом и зажег большую толстую свечу. Он сразу почуял, что что-то здесь было не так. Черт! А ведь баня была к их приезду не готова. Тут не натоплено! В ней было сыро и холодно! Сильно пахло еще какой-то мерзкой гнилью, действительно, каким тленом! Как будто в это маленькое помещение положили все вонючие тряпки с рыбного ряда Житнего рынка. Этот протухший запах и пропитал всю баню. А потом это ядовитое тряпье куда-то убрали…
Ян Лооз осматривался внутри. Он снял с себя свой жупан, поставил на пол ведро с водой… Пан воеводсикй писарь понял по невыносимой тишине, что что-то жуткое здесь случилось. И к тому же он спинным мозгом почуял, внутри бани был еще кто-то…
Пан воеводский писарь сделал несколько осторожных шагов внутрь, потом открыл дверь и вошел в другую комнату — опочивальню. Там был стол, за которым, как правило, пили травяные отвары с цветочным медом. Отдыхали после парилки. В опочивальне имелось небольшое окошко. И на стол днем??падал вялый лучик света. Впрочем, его хватало, чтобы осветить эту комнату.
— О! За столом сидел пан подкаштелян Пясота! Но как сидел? Он будто спал, сложив руки крестом и склонив на них голову. Ян Лооз тихонько свистнул. Позвал его. Пан подкаштелян Антоний Пясота никак не отреагировал… Удивительное дело!
— Да уж. Конечно. Было бы здесь тепло, а не сыростью могильной несло, так ты б на мой свист сразу и проснулся, — подумал Ян Лооз.
И правда, пан подкаштелян Антоний Пясота, никак не отреагировал. Даже не шелохнулся. Ян Лооз осторожно приблизился к нему и положил свою теплую ладонь на его шею!
— Матерь Божья! Только этого нам не хватало именно сейчас!.. — подумал пан воеводский писарь.
Шея у пана подкаштеляна Антония Пясоты была ледяной. Он был мертв. Ян Лооз осторожно поднял голову от скрещенных рук и заглянул покойнику в лицо. У пана подкаштеляна отсутствовал правый глаз. Будто кто-то ткнул ему острой пикой. А то, что когда-то было тем самым глазом — теперь вытекло на деревянный стол. Бурая жидкость уже застыла и превратилась в свежий студень.
