— И кто после этого нам еще поверит? — спросила Аня.
— А нам и не нужно «после»! Вернем батареи — а там пусть хоть изойдутся в недоверии!
— А как же Альянс? — напомнила Руденко. — Заработаем репутацию кидал — кто нас в него потом примет?
— Какой Альянс, опомнись! Батареи в чужую крепость не вставишь!
— А в чужую и не нужно. Есть тут идейка: девять лет в одной крепости, потом девять — в другой, следующие девять — в третьей…
— А Альянсу не начхать ли, как мы ведем себя с китайцами? — спросила Света. — Они же, вроде как, сами нас на них науськали, нет?
— Извечный принцип британцев: джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца, — напомнила Бердичевская. — Плевать им на китайцев с высоты Биг-Бена!
— Вот только к западу или востоку от этого чертова Суэца находимся для них мы? — хмуро бросила Аня.
— Если к востоку — то о каком Альянсе мы вообще говорим?! — воскликнула Ткачук.
— Так, давайте не отвлекаться, — снова вмешался Мамай. — Пока не вернем свои батареи, об Альянсе в любом случае рано думать!
— Лично мне нравится предложение Дарьи, — сказал Тимур. — Назначить встречу, попытаться уговорить разойтись по-хорошему, а упрутся — показать, как бывает по-плохому. В огневой мощи мы китайцев превосходим на порядок — нужно этим воспользоваться. Война — так война.
— Я — «за»! — поднялся со своего места Переверзев. — Так и нужно сделать! Я вот даже рад буду, если они не пойдут на сделку — пусть ответят за Чибиса и Вовку!
— Я лично рада не буду, — бросила Ада, также вставая на ноги. — Но Тимур прав: своих выдавать нельзя! Лучше уж война!
— Будут потери, — напомнила Руденко.
— Может быть. Но зато не будет того, кто предан своими!
— Поддерживаю! — бросила Света.
— А ты, Светлов, что скажешь? — остановился напротив Олега Мамай.
— Простые решения — далеко не всегда правильные… — проговорил тот, медленно поднимаясь из-за стола. — Но сейчас, по-моему, именно такой случай! — резко вскинул голову Олег. — Вы знаете, я был против нападения на китайцев, но сделанного не воротишь, и теперь, если выбор стоит между выдачей на расправу этим садистам кого-то из своих и войной — я за войну!
— Отлично сказано! — трижды хлопнула в ладоши Ткачук.
— Понятно… — пробормотал Стас, обводя глазами собравшихся. На ногах, помимо Олега, стояли Тимур, Настя, Макс, Света и Ада. Поняв, что происходит нечто вроде голосования, под взглядом Мамая встала со стула Даша, хотя ее позиция и так была всем понятна. Чуть помедлив, к ним присоединился и Тёма Борисов. Последним, словно нехотя, поднялся рыжий Артем.
— Война — это всегда плохо, — бросил он. — Но что там было про тех, кто выбирает позор?
— Тот получает и позор, и войну, — напомнил Переверзев. — А ты, получается, за позор? — повернулся он к Ане, которая, единственная в столовой, осталась сидеть.
— Я лишь хочу, чтобы решение каждого было ответственным, — проговорила Руденко.
— В этом не сомневайся, — бросил Макс.
— В таком случае, я с вами! — кивнула Аня. Вставать из-за стола она, впрочем, не стала.
— Поразительное единодушие, — как будто бы с удивлением покачал головой Стас. — Что ж, значит, так тому и быть! — провозгласил он затем, тряхнув головой. — Устроим китаезам новый Даманский!
— Остров Даманский в итоге отошел Китаю, — заметила Ада. — Давайте уж лучше что-нибудь другое им устроим!
31
Планета Новая Земля, Крепость Росс, тридцать девятый день в новом мире
За завтраком к столику, за которым сидели Олег с Галей, быстрым шагом подошла Вера.
— Ты случайно не знаешь, где Инна? — обеспокоенно спросила она у Светлова.
— Ты меня об этом спрашиваешь? — едва не подавился голубой кашей юноша. — Мне-то откуда знать!
— Может быть, где-нибудь на вахте? — предположила Измайлова.
— Нам с ней как раз на вездеход пора заступать, — пояснила Варенникова. — Я зашла в ее комнату, а там — это… — дрогнувшей рукой Вера положила на стол исписанную мелким почерком салфетку.
— Стихи? — спросил Олег, заметив характерно сгруппированные строки. — И что? — непонимающе поднял он глаза на Варенникову.
— Ты прочти! — потребовала та, пододвигая к нему салфетку.
Пожав плечами, Светлов развернул к себе листок.
Когда сгорит последняя свеча,
И стихнет стон последнего аккорда,
А тот, кто днем Судьбе перечил гордо
Почувствует спиной удар бича,
Когда сгорит последняя свеча.
Когда сгорит последняя свеча,
Надежда из сердец уйдет навеки,
Вспять потекут любви и веры реки,
И кровь рекой — свежа и горяча,
Когда сгорит последняя свеча.
Когда сгорит последняя свеча,
Пора придет последний сделать выбор:
Нырнуть под лед и стать немым, как рыба,
Или отдаться в руки палача,
Когда сгорит последняя свеча.
Когда сгорит последняя свеча,
Исчезнет свет — и с ним исчезнут тени,
Последний раз падем мы на колени,
Молитву ли, проклятье ли шепча,
Когда сгорит последняя свеча…
— И что? — снова посмотрел он на Веру.
— Ты разве не видишь? Она тут как будто прощается!
— Ну… — опустив взор, Олег еще раз перечел первые строчки. — Стихи как стихи… — сделал вывод он. — Ну, хочешь, давай у Мамая про нее спросим, — отодвинув стул, Светлов поднялся и направился к столику у стены, за которым в одиночестве завтракал их капитан. — Стас, ты случайно Инну никуда сутра не посылал? — спросил он, подойдя.
— Я — нет, ни случайно, ни специально, — жуя, отозвался Мамай и затем, проглотив то, что было у него во рту, добавил. — Она сама ушла.
— Ушла? Куда?
— К китаезам.
— Что?! — вырвалось у Олега.
— Что слышал. Иноземцева ушла к китаезам.
— Зачем? — ошарашенно спросил Светлов. — Предупредить, что мы собираемся устроить засаду? — родилась у него внезапно догадка. — Но почему тогда…
— Я тоже так спросонья подумал, когда она попросила ей ворота отпереть, — не дал ему договорить капитан. — Но нет — это было бы уже слишком даже для нее. Она сдаваться пошла.
— Сдаваться?
— Ну да. Так что можешь расслабиться, китаезам мы больше ничего не должны. Война окончена. Осталось днем батарейками махнуться — и дело в шляпе.
