— Понятно, — кивнул Светлов. По всему выходило, что Чужого на борту у турок могло и не быть. Пожалуй, это следовало счесть хорошей новостью. — У меня нет больше вопросов, — повернулся он к Инне.
— Уведите обвиняемую, — выждав пару секунд — не пожелает ли высказаться кто-то еще — распорядилась Иноземцева. — Переводчика тоже. Стас, помоги Тимуру их отконвоировать! — велела она Мамаю.
— Вообще-то, я и сам отлично справлюсь… ханым эфенди! — хмыкнул Тагаев.
— Не сомневаюсь, — кивнула ему Иноземцева. — Но обжегшись на молоке, дуешь на воду. Два обвиняемых — два мушкетона. Стас, давай!
— Будет сделано, ханым эфенди! — по-свойски, утрированно, отсалютовал ей Мамай.
— Теперь к ней это «ханым эфенди», похоже, прилипнет! — с усмешкой шепнула на ухо Олегу Настя.
Светлов сделал вид, что не расслышал. Он вообще несколько неловко чувствовал себя, сидя между ней и Иноземцевой: перед Настей почему-то стеснялся своих чувств к Инне, о которых незваная гостья из прошлого, кажется, догадывалась, перед Инной — самого факта былых отношений с Настей. Хотя и отношений-то тех было — на одну поездку в метро… Умом Олег прекрасно понимал, что все это полная ерунда, что Настю ситуация скорее забавляет, а Инна, как водится, о волнующей его проблеме и не подозревает, что, в конце концов, ни перед той, ни перед другой никаких обязательств у него нет, но все равно не мог ничего с собой поделать. Это мешало. Сильно мешало. Отвлекало от действительно важных вопросов.
— Ну, кто что думает? — сделав два шага вперед и повернувшись лицом к остальным, спросила тем временем Иноземцева. — Что станем с ними делать? — ясно было, что речь идет о пленных турках.
— Повесим! — тут же выкрикнула Света.
Кто-то слева присвистнул — не порицающе, скорее удивленно.
— Я серьезно! — нахмурилась Инна.
— Я тоже! — угрюмо бросила Ткачук.
— Есть менее радикальные предложения? — выдохнув, поинтересовалась Иноземцева.
— Не знаю, радикально выскажусь или нет, — поднялась со своего места Аня Руденко, — но ясно, что после всего, что они тут устроили, просто погладить их по головкам и отпустить нельзя. Рома погиб, Ксюша исчезла…
— Ксюша найдется! — перебил ее Дима.
— Пусть даже и так! Все равно они виновны в ее исчезновении. И должны ответить! Пусть искупляют! На делянке, еще где-то — что, нам рабочие руки не нужны?!
— И на какой срок? — спросил, повернувшись к ней, рыжий Артем. — Или бессрочная каторга?
— Это уж как решим. Дело в принципе.
— Если дело в принципе, — веско проговорил Олег, — то принудительный труд экономически не эффективен. Кормить их, охранять… Больше потратим ресурсов, чем получим отдачи!
— Можно не кормить! — пожала плечами Аня. — Пусть им их соплеменники передачи носят!
— Соплеменники, кстати — отдельная тема! — заявил Макс. — Они что, не виноваты ни в чем?
— Предлагаешь и их пристроить к каторжным работам? — спросил Рыжий.
— А ты предлагаешь оставить этот гнойник в неприкосновенности?
— Ребят, погодите! — потянула вверх руку Вера. — О чем мы вообще спорим? У нас есть Конституция. Варварская, конечно — око за око — но это закон…
— Правильно! — подхватила Света. — За смерь Ромки — казнить турчанку!
— Вообще-то, я не это имела в виду! — перекрыть своим негромким голосом возникший в зале гул Варенниковой было нелегко, и слышно ее было плоховато. — У нас погиб Рома, у турок убит капитан. Тут мы квиты.
— А Ксюша? — напомнила Света. — А то, что они вытворяли с Адой? А над остальными как издевались? Это все не считается, да?
— Я не сказала, что не считается! Я…
В этот момент в столовую вернулись Тимур и Мамай.
— Что за шум, а драки нету? — осведомился Стас, едва показавшись в дверях.
— Обсуждаем, как поступить с турками, — ответил ему Артем.
— Ну и до чего дообсуждались?
— Света предлагает казнить. Аня — сослать в Сибирь, то есть завести по соседству небольшой ГУЛаг. Макс, кажется, на ГУЛаг согласен, но не хочет ограничиваться арестантами, что сидят в медотсеке, а точит зуб и на тех, кто остался у них в крепости…
— Неправда! — перебил его Макс. — Я — за казнь!
— Вот, видишь, как тут все подвижно, — развел руками Рыжий. — Дальше — Вера. Она призывает судить по закону, а по закону у нее выходит, что казнить никого нельзя…
— В общем, понятно, что мнения разделились, — заключил Стас. — Можно я выскажу свое?
— Говори, — кивнула ему Инна.
— Благодарю, ханым эфенди, — картинно поклонился Мамай. Иноземцева поморщилась. — Народ, я вот что думаю, — заговорил он в установившейся тишине. — Правосудие — это прекрасно. Месть — тоже, по-своему, хорошо. Но, по мне, так ни то, ни другое — не наш случай. Закон, даже если бы он у нас был толково написан, — Олег насупился, справедливо приняв последнее замечание на свой счет, — это для своих. На чужаков он распространяться не должен — с какой стати? Для них он такое же наше решение, как и любое другое — то есть, произвол. Поэтому забудем о законе. Теперь месть. Что она даст нам сама по себе? Иллюзию справедливости? Рому местью не вернешь. Но главное — не защитишь от его участи других. А ведь важно не просто наказать убийц и грабителей, важно сделать так, чтобы убийства и грабежи не повторились! И тут Макс в точку попал: не столько даже дело в пленниках, сколько в тех, кто остался там, за злым лесом, как они его называют. Положение у них отчаянное, одной несоленой говядиной сыт не будешь — рано или поздно захотят наведаться за добычей к нам. Не в открытую, конечно — исподтишка. Что нам, всю жизнь ходить, оглядываясь, не точит ли за спиной ятаган злой турок? Значит, наша задача: сделать так, чтобы они и подумать об этом боялись, а каждого, кто заикнется о походе на русских, сами же и резали. Поэтому предлагаю: половину пленников — казнить. Лучше — тех, что изначально пришли для переговоров, их вина больше. Пять-шесть турок за одного нашего — нормальное соотношение, я считаю. Причем казнить их — на глазах у второй половины. А тех потом отпустить, предупредив, что если хоть одна сволочь снова появится по эту сторону злого леса — придем и перебьем остальных. Может, подействует на них. Единственная альтернатива — пойти и перебить там всех сразу, закрыв вопрос раз и навсегда, но это, вроде как, бесчеловечно и вообще не наш метод. Поэтому — пятеро, как урок всем остальным. Вот такая петрушка…
— Правильно! — яростно подхватил Макс, едва Мамай умолк. — Так и нужно сделать!
— Да, точно! — тут же присоединилось к нему еще несколько голосов.
— Казнить, значит… — мрачно проговорила Инна. — И что, все, кто сейчас так громко кричат «да» — готовы лично перерезать пленникам горла? А рука не дрогнет?
— Лично у меня нет, — бросил Стас, хотя обращалась она не к нему.
