Осип (принимая деньги). А покорнейше благодарю, сударь. Дай бог вам всякого здоровья; бедный человек, помогли ему.
Городничий. Хорошо, хорошо, я и сам рад. А что, друг…
Анна Андреевна. Послушай, Осип, а какие глаза больше всего нравятся твоему барину?..
Марья Антоновна. Осип, душенька! какой миленькой носик у твоего барина!
Городничий. Да постойте, дайте мне!.. (к Осипу)
А что, друг, скажи пожалуста: на что больше барин твой обращает внимание, то есть что ему в дороге больше нравится?
Осип. Любит он, по рассмотрению, что как придется. Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Городничий. Хорошее?
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей богу! бывало, заедем куда-нибудь: „Что, Осип, хорошо тебя угостили?“ „Плохо, ваше высокоблагородие!“ „Э, говорит, это, Осип, нехороший хозяин.“ „Ты, говорит, напомни мне, как приеду“. — „А, думаю себе (махнув рукою), бог с ним! я человек простой“.
Городничий. Хорошо, хорошо и дело ты говоришь. Там я тебе дал на чай, так вот еще сверх того на баранки.
Осип. За что жалуете, ваше высокоблагородие? (прячет деньги) разве уж выпью за ваше здоровье.
Анна Андреевна. Приходи, Осип, ко мне! тоже получишь.
Марья Антоновна. Осип, душенька, поцелуй своего барина! (Слышен из другой комнаты небольшой кашель Хлестакова.)
Городничий. Чш! (Поднимается на цыпочки. Вся сцена вполголоса.) Боже вас сохрани шуметь! идите себе! полно уж вам…
Анна Андреевна. Пойдем, Машинька! я тебе скажу, что́ я заметила у гостя, такое, что нам вдвоем только можно сказать.
Городничий. О, уж там наговорят! я думаю, поди только да послушай! и уши потом заткнешь. (Обращаясь к Осипу) Ну, друг…
Явление XI
Те же, Держиморда и Свистунов.
Городничий. Чш! экие косолапые медведи стучат сапогами! так и валится, как будто сорок пуд сбрасывает кто-нибудь с телеги! Где вас чорт таскает?
Держиморда. Был по приказанию…
Городничий. Чш! (закрывает ему рот). Эк как каркнула ворона! (дразнит его) был по приказанию! Как из бочки, так рычит! (К Осипу) Ну, друг, ты ступай приготовляй там, что нужно для барина. Всё, что ни есть в доме, требуй. (Осип уходит.) А вы — стоять на крыльце и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, то взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (показывает ногою) слышите? чш… чш…
(Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Действие четвертое
Та же комната в доме городничего.
Явление I
Входят осторожно, почти на цыпочках: Аммос Федорович, Артемий Филипович, почтмейстер, Лука Лукич, Добчинский и Бобчинский, в полном параде и мундирах. Вся сцена происходит вполголоса.
Аммос Федорович (строит всех полукружием). Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит и государственный совет распекает! Стройтесь. На военную ногу, непременно на военную ногу. Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут. (Оба Петра Ивановича забегают на цыпочках.)
Артемий Филипович. Воля ваша, Аммос Федорович, нам нужно бы кое-что предпринять.
Аммос Федорович. А что именно?
Артемий Филипович. Ну известно, что.
Аммос Федорович. Подсунуть?
Артемий Филипович. Ну да, хоть и подсунуть.
Аммос Федорович. Опасно, чорт возьми, раскричится: государственный человек. А разве в виде приношенья со стороны дворянства на какой-нибудь памятник?
Почтмейстер. Или же: вот, мол, пришли по почте деньги, неизвестно кому принадлежащие.
Артемий Филипович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте, эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует; чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается. Ну вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Аммос Федорович. Так лучше ж вы, в вашем заведении высокий посетитель вкусил хлеба.
Артемий Филипович. Так уж лучше Луке Лукичу, как просветителю юношества.
Лука Лукич. Не могу, не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте.
Артемий Филипович. Да, Аммос Федорович, кроме вас, некому. У вас что ни слово, то Цицерон с языка слетел.
Аммос Федорович. Что вы! что вы: Цицерон! смотрите, что выдумали. Что иной раз увлечешься, говоря о домашней своре или гончей ищейке…
Все (пристают к нему). Нет, вы не только о собаках, вы и о столпотворении… Нет, Аммос Федорович, не оставляйте нас, будьте отцом нашим!.. Нет, Аммос Федорович.
Аммос Федорович. Отвяжитесь, господа! (В это время слышны шаги и откашливание в комнате Хлестакова. Все спешат наперерыв к дверям, толпятся и стараются выдти, что происходит не без того, чтобы не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:)
Голос Бобчинского. Ой, Петр Иванович, Петр Иванович! наступили на ногу!
Голос Земляники. Отпустите, господа, хоть душу на покаяние, совсем прижали.
(Выхватываются несколько восклицаний: ай, ой! наконец все выпираются, и комната остается пуста.)
Явление II
Хлестаков один, выходит с заспанными глазами.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин; даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то, чтобы из интереса. А дочка городничего очень не дурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Явление III
Хлестаков и Аммос Федорович.
