Влад слушал палестинца и размышлял о том убожестве, которое сочинил Федька. Объяснять что-либо балбесу бессмысленно. Надо просто поставить перед фактом, загнать в тупик.
Стала складываться интересная комбинация: а если объединить одно с другим? Одновременно с жалким Федькиным «Салютом» рванет по-настоящему. Вот это действительно будет рывок и прорыв. Федька обалдеет, голову потеряет от страха, побежит к Владу жаловаться, советоваться. Влад успокоит, поможет, как всегда помогал в трудных ситуациях, за руку выведет из тупика, подарит готовую версию, с уликами, доказательствами.
– Сумку оставить, быстро уйти, – продолжал возбужденно тараторить палестинец, – не найдут потом ни за что. Главное, улики правильно подготовить, чтоб все на хада сомкнулось.
– Хорошо, – задумчиво произнес Влад, когда шум поезда стих, – а где взять взрывное устройство?
– Я соберу, я умею, ты только достань, что нужно.
Палестинец перечислил, что нужно. Оказалось, ничего особенного. Зайти в хозяйственный, в аптеку и в магазин часов, за будильником.
Они стояли, курили. Из туннеля выехал еще один поезд. С холма отлично просматривался каждый вагон, головы людей в окнах. Панорама открывалась интересная. И вдруг Влад вспомнил разговор, который неделю назад случайно поймал в Горловом. Тогда он не придал этому разговору значения. Бабий треп. А теперь, глядя на проплывающие вагоны, вспомнил.
Тошка, агент, внедренный в семью номера пятьдесят три, сказала Марине: «Знаешь, а мне жалко эту курицу. Ну что за жизнь? Пеленки, какашки, даже телика у них нет. Одно развлечение – снимать своего младенчика на любительскую кинокамеру!»
Утром восьмого января Влад проснулся оттого, что хлопнула входная дверь. Спросонья не сразу сообразил, что находится у себя дома. Пока шел ремонт, привык к чужим стенам. Наконец этот чертов ремонт закончился. Добрый знак накануне Дня Икс.
Из прихожей послышался знакомый голос:
– Захарыч, вы спите?
«Ну вот, – Влад сладко потянулся, спустил ноги с кровати, – еще один добрый знак».
Раздражало, что у себя дома он до сих пор не может нормально помыться. Привык принимать душ дважды в день, любил поваляться в ванне, в своей, домашней.
Он накинул халат, вышел, увидел Руслана:
– Привет. Ну что, сегодня наконец сделаешь?
– Ага-ага…
– Скоро?
– Часик потерпите и можете нормально мыться.
Влад вернулся в спальню и потратил этот часик на свою обычную утреннюю гимнастику.
Глава тридцать четвертая
В одиннадцать ноль-пять генералу Уральцу передали телефонограмму, поступившую на один из его личных секретных номеров, всего четыре буквы: «Д А Д А». Федор Иванович ухмыльнулся.
Он велел Руслану в квартире не задерживаться, уходить через чердак, из другого подъезда, на метро отъехать подальше, в другой район. Позвонить из автомата, передать по условленному номеру только «Да» или «Нет».
Второе «Да» было импровизацией, приятным сюрпризом. Скорее всего, оно означало, что Руслану удалось прихватить кинокамеру. Он видел сумку, в которой Вика передала ее Вовану. Федор Иванович велел взять, если попадется на глаза, специально не искать. Отлично, нашел, взял. Теперь остается аккуратно вернуть хозяйке, но это потом. Не горит.
Генерал закурил, пробормотал:
– Молодец, глазастый парнишка, толковый… Да, Влад, отменяется твой Час Икс, извини.
В четырнадцать двадцать он вызвал секретаря:
– Слушай, Игорек, я документики кой-какие жду, от доверенного лица из ИОН. Созванивался с ним вчера вечером, он сказал, все готово. Отправь кого-нибудь из ребят к нему домой, папочку забрать. Адрес сам уточни. Любый Владилен Захарович.
– Понял, Федор Иванович, – кивнул секретарь, – позвонить товарищу Любому, предупредить?
– Не надо. Он когда дома работает, телефон обычно выключает, чтоб не дергали.
В шестнадцать ноль-пять Федор Иванович обедал с Денисом в отдельном кабинете генеральской столовой.
– Ты Валентину отмашку дал? – спросил Бибиков.
– Рано еще.
– Два часа осталось. Ему ж написать надо.
– Он быстро пишет, – Уралец сунул в рот кусок отбивной, прожевал, – зачем горячку пороть?
В дверь постучали. На пороге стоял секретарь Игорек:
– Виноват! Разрешите доложить!
– Докладывай, раз пришел, – вздохнул Федор Иванович и отложил вилку.
– Че-то, Федь, невоспитанные они у тебя, пожрать спокойно не дают, – добродушно проворчал Денис.
– Товарищ генерал, по вашему приказанию лейтенант Агафонов выехал к товарищу Любому домой за документами. К дому подъехал в пятнадцать десять. Поднялся на шестой этаж. Товарищ генерал, там ЧП. Соседи на пятом тревогу подняли, потекло на них, из квартиры товарища Любого. Звонили, стучали, пришлось дверь ломать, милицию вызвали…
– Погоди, не тараторь, – перебил Федор Иванович, – что с Любым?
– В ванной его нашли. Похоже, электротравма.
– Что за бред? – Уралец нахмурился, помотал головой. – Мы с ним вчера вечером по телефону говорили.
– Судмедэксперт сказал, он сегодня, часов в десять утра скончался.
Уралец нервно захрустел сплетенными пальцами:
– Нет, ну ерунда полная! Влад очень осторожный человек, какая электротравма?
– Соседи сказали, у него ремонт недавно закончился, может, там рабочие с электричеством напортачили? Бывает…
– Чушь, херня! – прорычал Уралец, добавил порцию яростных матерных ругательств и вдруг замолчал, застыл.
Бибиков махнул рукой секретарю:
– Уйди!
Когда дверь закрылась, он придвинулся ближе, внимательно, тревожно заглянул Уральцу в глаза:
– Федь, я знаю, вы с ним много лет дружили…
Уралец болезненно сморщился, прикусил губу. Он не ожидал, что потекут слезы, настоящие, без притворства. Достал из кармана платок, высморкался:
– Слушай, Денис, ты извини, я к себе поднимусь, мне одному побыть надо.
Бибиков проводил Уральца до кабинета, спросил:
– Федь, ну, ты как?
– Ничего, Денис, оклемаюсь. Ты вот только Валентину сам отмашку дай.
– Об этом не беспокойся.
Федор Иванович закрылся в комнате отдыха, снял пиджак, лег на диван. Слезы высохли. Лежал, смотрел в потолок, мысленно обращался к Любому, уже без брани, спокойно, печально: «Эх, Влад, Влад, я думал, ты умный, а ты… Ну, ладно, допустим, настал бы твой Час Икс. И что дальше? Линия-то уж десять раз поменялась. Или ты с Хозяином все расстаться не мог, угодить хотел покойнику? Прям так сладко тебе при Хозяине жилось? Нравилось висеть над пропастью? Нет! Ты вообразил, будто висят другие, а ты держишь, дергаешь за ниточки, всех, и меня в том числе… Я думал, ты умный…»
