«Ладно, – решил Юра, – сейчас об американцах и поговорим».
– Птипу желает играть в высшей лиге, – спокойно произнес он, глядя в голубые, уменьшенные линзами очков, глаза Председателя, – а там магия не котируется. Там оружие уважают. Вот он и набивает себе цену в глазах американцев нашими ракетами. Ему надо, чтобы этот вопрос был наконец поставлен на Политбюро.
– Надеется на положительный ответ?
– Почему бы и нет? В любом случае, ему важен сам факт обсуждения на высшем уровне, чтобы узнали американцы.
– Минуточку! – Андропов нахмурился. – Как они узнают? От кого?
– Он получит официальный ответ, где будет черным по белому написано: вопрос обсуждался на Политбюро. В случае отказа формулировку найдут самую дипломатичную, мягкую, при желании «нет» можно будет истолковать как «да, но не сейчас, чуть позже». Вот в прошлом году решали, продавать или не продавать Каддафи ядерный реактор. Слава богу, сделка не состоялась. Американцы знают, и Птипу, конечно, тоже.
В кабинет бесшумно вошел секретарь, протянул Андропову записку. Тот прочитал и раздраженно бросил:
– Пусть через час перезвонит.
Секретарь наклонился, что-то прошептал ему на ухо. Андропов поморщился:
– У него всегда все срочно! Ладно, черт с ним, соединяй.
Секретарь удалился, звякнул телефон. Минуты три Председатель молча слушал, наконец мрачно спросил:
– Что значит – перестарались? Кто конкретно перестарался?
Опять тишина. Андропов слегка скривился, послушал еще минуты две и процедил сквозь зубы:
– Все? Доложился? Отчитался? Думаешь, решил проблему, снял с себя ответственность? Не надейся! Твои уроды – тебе отвечать.
Юра был рад неожиданной передышке и так занят своими мыслями, что даже не пытался угадать, кто звонит и что случилось.
– Уроды, сверху донизу, начиная с тебя. – Прорычал Андропов. – Прослежу, проверю до деталей… Да пошел ты, мать твою…
От его интонации, от выражения лица Юру слегка зазнобило, он поежился: «Не хотел бы я оказаться на месте этого неизвестного урода».
Глава тринадцатая
Федька Уралец жил в том же ведомственном доме, на Покровском бульваре, двумя этажами выше Влада, но в своей казенной квартире бывал редко, предпочитал ночевать у родителей на Брестской или у Дяди на Смоленке. Он любил плотно вкусно позавтракать в домашней обстановке. Мать и бездетная тетка по утрам жарили ему оладьи, варили какао. В том и другом доме имелись домработницы, они утюжили его рубашки, стирали носки и трусы, чистили сапоги и ботинки. Неженка, баловень, он при малейшем насморке залезал к маме под крылышко и в квартире на Покровском не появлялся неделями.
Влад иногда заходил к нему в гости на Брестскую. Три просторные комнаты, ковры, хрусталь, пухлые, обитые малиновым плюшем диваны и кресла, повсюду какие-то столики, этажерки, статуэтки, вазочки. По стенам картины в толстых золоченых рамах, среди них на почетном месте знаменитый портрет Самого работы художника Бродского. Репродукция, конечно, но очень качественная.
Федькин отец служил в Управлении военного снабжения МГБ, дома бывал редко. Влад его ни разу не застал, а с матерью познакомился. Она показывала ему семейный альбом, детские фотографии Федьки и его старшей сестры Светланы. Светлана с мужем и маленьким сыном Ванечкой жила в Ленинграде.
Где служит муж Светланы и как его зовут, Влад так и не узнал, зато о Ванечке знал все: с каким весом родился, когда пополз, пошел, какие первые слова произнес. От клубники у Ванечки сыпь, манную кашу он выплевывает, а куриные котлетки кушает с удовольствием. Федькина мать могла рассказывать о внуке часами. Во время этих щебетаний Федька за ее спиной закатывал глаза и корчил дурацкие рожи. Влад слушал очень внимательно, умилялся, восхищался. Было важно понравиться Федькиной матери, стать для нее своим и таким образом ближе подобраться к Дяде.
Когда Федька простыл в очередной раз, Влад позвонил на Брестскую и узнал, что из Ленинграда приехали погостить Светлана с Ванечкой, а Федю отправили болеть на Смоленку. Вдруг у него что-то заразное? Конечно, будет прекрасно, если Влад его там навестит, и вообще, замечательно, что у Феди есть такой верный и чуткий товарищ.
Влад специально приехал на Смоленку попозже, чтобы застать Дядю дома. Квартира оказалась еще шикарней, чем на Брестской. Дверь открыла домработница. У Влада зарябило в глазах от сверкания хрустальной люстры. Дядина жена выглядела моложе и привлекательней Федькиной матери. Подтянутая, холеная, строгая. Встретила Влада приветливо, проводила в комнату, где валялся на диване под пледом распаренный, красный как рак Федька. Он сморкался, кашлял, но все равно болтал без умолку. Домработница принесла поднос с чаем. Влад волновался, ждал Дядю.
Наконец хлопнула входная дверь. Минут через пять Дядя зашел в комнату, пожал Владу руку, пощупал Федькин лоб и удалился. Влад подождал еще минут двадцать, подумал: «Нет, безнадежно, сегодня не получится». И вдруг уловил слабый запах табачного дыма.
– Слушай, Федь, у тебя тут курить нельзя?
– Не-е, – Федька сморщился, – тетка дым не выносит, только на кухне разрешает, и то надо окно открывать.
На кухне, в одиночестве, у приоткрытого окна курил Дядя. Влад пристроился рядом. После нескольких вежливых фраз о Федькиной болезни решился:
– Товарищ генерал, разрешите обратиться!
– Ну, валяй!
Осторожно подбирая выражения, Влад поделился своей идеей: не там ищем, не тех берем, теряем драгоценное время.
Дядя скептически хмыкнул:
– Что ключевые фигуры прячутся в тени, и так ясно, а вот попробуй, вычисли их. Это ж как иголку в стоге сена искать.
Влад изложил принципы поиска: военные врачи, которые в последний год войны и сразу после победы общались с иностранцами. Дальше выделить из их числа тех, у кого звания и регалии скромные, а уважение и авторитет в медицинских кругах высокие. Это странное несоответствие может стать одним из критериев отбора. Допустим, какой-нибудь рядовой врач, кандидат наук, работает в обычной городской больнице, но с ним считаются, советуются всякие заслуженные знаменитые профессора, зовут на консилиумы. Спрашивается: если он такой уважаемый-авторитетный, почему у него низкий статус? Нарочно не идет на повышение, держится в тени, по приказу своих заокеанских хозяев? А если у него низкий статус, за что же его так ценят и уважают? Не за то ли, что на самом деле он – одна из ключевых фигур заговора?
Дядя покачал головой:
– Больно уж хитро, товарищу Рюмину твоя идея вряд ли понравится.
– Так я поэтому и решил сначала с вами поговорить. – Влад старался смотреть на Дядю снизу вверх, держать почтительную дистанцию, хотя был выше на полголовы и стояли они близко, лицом к лицу.
