– Хер с ними, с палестинцами! Палестинцы мне рапорты не пишут! Он с лекциями ездил по воинским частям, на тему борьбы с сионизмом!
– Дядь, ну, ты чего? Попался какой-нибудь жидок обидчивый…
– Не было там жидов! Политруки тревогу забили, сразу двое, из разных частей, оба русские!
Дядя разошелся не на шутку, раскраснелся, орал, опять стал кашлять. Федор налил ему чаю из термоса, проворчал:
– Больно уж чувствительные политруки твои.
– Чувствительные, да! Генеральную линию очень даже чувствуют, справедливую борьбу с сионизмом от буржуазного антисемитизма отличить умеют! Все, Федька, хорош трепаться, давай вызывай машину.
Глава двадцать пятая
Гоглидзе вызвал Влада в половине первого ночи. В кабинете уже сидели Гаркуша и молодой смазливый следак Смирнов. Он был в капитанском чине, в спецгруппу попал недавно, после того, как Сам велел Маленкову с Игнатьевым влить в Следственное управление «свежую струю комсомола».
Когда Влад вошел, никто не шелохнулся, не проронил ни звука. Замминистра нервно перебирал бумаги на столе и даже головы не поднял. В кабинете висела плотная напряженная тишина. Влад осторожно опустился на краешек стула рядом с Гаркушей. Тот выразительно покосился на него, открыл рот, хотел шепнуть что-то, но не успел. Тишина взорвалась телефонной трелью. Гоглидзе схватил трубку:
– Да! Понял! – Он дернул головой, бросил трубку, скомандовал: – Подъем!
Пока шагали по коридору, Гаркуша выдохнул Владу на ухо:
– Ближняя!
Министерский «ЗИС» ждал у второго подъезда. В ярком фонарном свете лоснился черный лак, сверкала хромированная решетка радиатора. Гоглидзе уселся рядом с шофером, следаки влезли назад. Мягкие сиденья были обиты шерстяным сукном. В просторном теплом салоне витал едва уловимый запах нафталина.
Влад оказался в середке, Гаркуша и Смирнов по бокам. От Смирнова несло одеколоном «Шипр», наверное, всю бутылку на себя вылил. Гаркуша без конца сморкался, ерзал, вздрагивал. Влад с омерзением заметил, что это животное икает.
Гоглидзе ездил на Ближнюю часто. Похоже, приказ взять с собой следаков из спецгруппы застал его врасплох. Фамилии следаков назвал Сам. Ну не мог же он сказать: «Привези кого-нибудь, на твое усмотрение»! Он внимательно читает протоколы допросов, знает, кто как работает. В принципе, выбор правильный, логичный. Опытный забойщик Гаркуша, молодой капитан Смирнов, представитель «свежей струи комсомола», и майор Любый. Самому известно, кто добился подписи Вовси, имя майора Любого для него не пустой звук.
Влад нервничал: «Даже побриться не успел, не взял с собой блокнот и карандаш. Дядя говорил, Сам иногда диктует, надо записывать. Что мне делать в таком случае? Почему Гоглидзе вызвал сначала Гаркушу со Смирновым, а меня потом? Сам назвал мое имя позже? Или эта сволочь под меня копает? Их предупредил пораньше, а меня – в последнюю минуту, нарочно, чтобы поставить в идиотское положение…»
Когда переехали мост через Окружную железную дорогу, мощный луч прожектора на посту охраны пробил салон. Влад заметил прямо перед носом моль, хлопнул в ладоши, пытаясь поймать. Гаркуша и Смирнов тоже захлопали, но серая тварь продолжала носиться быстрыми зигзагами.
– Чего там у вас? – не оборачиваясь, спросил Гоглидзе.
– Моль в салоне, товарищ генерал, – объяснил Влад.
– Эта дрянь благородное сукнецо обожает, – проворчал шофер, – сколько раз говорил: кожей надо сиденья обить.
– На коже жопа потеет, брюки прилипают, – вяло отозвался Гоглидзе.
Гаркуша и Смирнов угодливо захихикали.
– Отставить смех! – одернул их Гоглидзе. – Слушайте и запоминайте! Как зайдем в кабинет, без моего разрешения ни звука, ни слова, ясно?
– Так точно, товарищ генерал! – отчеканили хором все трое.
– Товарищ генерал, а если он лично к кому-то из нас обратится? – робко поинтересовался Смирнов.
– Вопрос конкретный задаст – ответишь, коротко, четко, по существу. Когда я вас представлю, стойте смирно, молча, никаких там «Здравия желаю!» Он поздоровается – ответите: «Здравствуйте, товарищ Сталин!» Не рявкать, во всю глотку не орать, как на параде, но и не шептать, как на похоронах, ясно?
– Так точно, товарищ генерал!
– Смотрите ему в глаза прямо, открыто, но не пяльтесь, как бараны. Выражение лица спокойное, жизнерадостное, но без улыбочек. Хмуриться и напускать серьезность нельзя. Предложит сесть – рассаживайтесь быстро и тихо. Стульями не греметь, руки положить на стол.
За Поклонной горой «ЗИС» свернул с главного шоссе на узкую незаметную дорогу, мягко поплыл между заснеженными ночными деревьями, после нескольких поворотов остановился у шлагбаума. Вспыхнул прожектор, из будки выскочил офицер, заглянул в салон, узнал Гоглидзе, махнул рукой. Шлагбаум поднялся. «ЗИС» поплыл дальше, вдоль высоченного забора, мимо массивных тесовых ворот, ныряя из темноты в потоки прожекторных лучей и опять в темноту.
– Докладов от вас никаких не требуется, – продолжал бубнить Гоглидзе, – замечаний, мнений, инициатив – тем более. Молчите и слушайте.
Влада бесили эти наставления. Он давно ждал встречи, чувствовал, что она непременно состоится, но представлял ее совсем иначе, наедине, без посторонних. В голове неслось: «Он увидит меня и сразу поймет, кто я и кто они… Он и я, никого, кроме нас. Только Я и Он».
Сердце трепетало, во рту пересохло. Влад зажмурился, глубоко вдохнул, задержал дыхание. Гаркуша, Смирнов, Гоглидзе вместе с шофером превратились в призраков, в серую моль. Оставалось только поймать и прихлопнуть.
Забор оказался двойным. Наружный, высотой метров шесть, внутренний в два раза ниже. Между ними широкий коридор, по которому ходили часовые с овчарками. Овчарки были тихие, не гавкали. Сначала открылись наружные ворота, потом внутренние. По территории дорога шла через заснеженный сад, мимо беседок, теплиц и хозяйственных построек. Сквозь заросли высокого кустарника уютно блеснули золотистым огнем окна. «ЗИС» остановился у крыльца полукруглой веранды.
Аскетическая скромность небольшого, выкрашенного темно-зеленой краской дома тронула Влада почти до слез: Самому не нужны царские хоромы, великий человек презирает мещанскую роскошь. Правда, чуть позже выяснилось, что это всего лишь пристройка для охраны и обслуги, и тогда Влад подумал: «Ну, конечно! Разве может великий человек обитать в таком убожестве?»
В комнате дежурного сняли шинели. Офицеры охраны проверили документы, обыскали. Кроме документов, носовых платков, расчесок, папирос и спичек Гаркуша и Смирнов выложили из карманов блокноты и остро отточенные карандаши.
Влад мысленно проклял Гоглидзе.
