Как и все мое детство.
Папенька рассказывал, его этой игре в далекой юности научила бабушка. Но, похоже, он что-то перепутал за давностью лет, или, быть может, бабушка ее позабыла. Иначе вряд ли в ее голосе было бы столько недоумения.
— Ты мне вызов бросаешь?
— Да так, просто спрашиваю. Петух или курица?
— Курица?
Я продемонстрировала белые прозрачные лепестки:
— А вот и нет. Цыпленок. Но ты не расстраивайся, у тебя еще две попытки.
И я сорвала еще два бутона.
Мир мигнул и изменился. Теперь мы с бабушкой оказались на берегу речушки. Даже, скорее, не речушки, а ручья, достаточно широкого, чтобы через него была перекинута шаткая доска: похоже, мне стоило скинуть мои деревянные башмаки… Надо же, настоящие деревянные башмаки, в жизни таких не носила, вот это мне снится! Ой, и чулки, чулки какие, вязаные, полосатые! И пересечь реку вброд, поддерживая бабушку под руку.
Нет, не хочу я, чулки жалко, стирай их потом…
— А через ручей переведешь? — Хмуро спросила бабушка.
— Петух или курица?
— Петух! — Рявкнула бабушка и уставилась на бедный бутон, будто желая испепелить его на месте.
— Цыпленок, — констатировала я, снова обнажая белые лепестки, — значит, не судьба.
К следующей смене пейзажа я была уже готова.
Бушующее озеро, другой берег которого теряется где-то в тумане, неожиданно холодный воздух… А туман противный, липкий, оседает на коже мелкими капельками.
Я поежилась, стараясь закутаться… в полупрозрачное белое платье до колен? Ну, сон! Хоть бы оставил мне те теплые чулки, они мне нравились! Я бы сказала, что я об этом думаю, громко и вслух, но подувший в лицо ветер забил мне рот моими же волосами.
Мы с бабушкой стояли на деревянном причале, и рядом с нами была пришвартована лодка.
— Переправишь на другой берег? — Бабушка уперла руки в боки, — А, внученька моя любимая, переправишь? Я отблагодарю тебя, уж я-то тебя отблагодарю, как не отблагодарить любимую внученьку, под крылышком не пригреть такую талантливую…
Я не хотела. Но и так просто сказать «нет» тоже не могла. Это было бы… Да. Неправильно. Это было бы неправильно.
Этот сон не знал слова нет.
Ближайшим синонимом было…
— Петух или ку… — тут я закашлялась, отплевываясь от очередной пряди волос, — кху-кху-кхурица?
— Я отвечу, — веско сказала бабушка, — позже.
— Ладно. Буду ждать ответа, — кивнула я, наблюдая, как потихоньку исчезает и озеро, и тучи, и липкий туман, — Пока. Пока-пока.
Помахала призраку рукой с все еще зажатым в ней бутоном.
И проснулась.
Бутон спрятала в пенале для чертежных принадлежностей. Не хотелось его оставлять без присмотра, но просто опустить в карман штуку, которую я притащила из сна, где общалась с призраком бабушки, казалось… кощунством, пожалуй.
Пенал закинула в сумку. Сумку повесила за ручку на столбик кровати, чтобы в любой момент до нее можно было дотянуться.
Заметила, наконец, что за окном только-только светает, перевернулась на другой бок и снова постаралась заснуть.
Знаете, все эти волшебные сны — это, конечно, очень все захватывающее и волнующее. И соображай я чуть получше, я бы, конечно, побоялась засыпать снова — а вдруг во сне снова начнет твориться что-то непонятное с участием моих усопших, мир их праху, родственников?
Но иногда человеку настолько хочется спать, что он спокойно уляжется на тропе, по которой ежечасно проходит к водопою тысяча слонов.
Так что… да. После такого-то приключения я даже умудрилась выспаться.
Глава 13
— Бонни, мне нужно кое-что рассказать, — сказала я.
Сердце билось бешено, руки дрожали, коленки подгибались: я очень боялась, что сейчас подруга возьмет поднос и пересядет за другой столик, и я останусь одна, и мне совсем не с кем будет поговорить.
Она так быстро убежала из нашей комнаты! А Марка поймала меня в коридоре и с каким-то даже ликованием донесла, что Бонни узнавала про другие комнаты и все такое.
Наврала, наверное, но…
— Ты чего? — Бонни склонила голову на бок и даже отложила в сторону недоеденный бутерброд с маслом, — ты заболела? У тебя лицо, как будто зуб болит, или лимон съела…
В этом голосе была забота.
— Ты сильно на меня обижаешься? — Жалобно спросила я, — За то я что я не так смотрю и все такое? Ты хочешь отселиться?
— Просто, — Бонни отвела глаза, — иногда ты говоришь обидные вещи. Когда говоришь обидные вещи, люди обижаются, вот и все. И я знаю, что ты не желаешь зла, и если и считаешь меня дурой, то совсем чуть-чуть, но когда тебя жалеют…
Я покачала головой.
— Кому-кому, а не мне тебя жалеть. Ты сильная ведьма, а я даже чайник согреть не могу.
В моем голосе, как я ни старалась, проскользнула зависть. Забота против зависти. Это неправильно.
Мне стало стыдно.
К тому же Бонни поспешила возразить.
— Я не сильная. Я просто обогнала тебя в развитии. Немного медитаций и все. Ты уйдешь вперед, и будешь смотреть на меня с жалостью, и я… я же торможу тебя, разве не так?
— Нет, — вздохнула я, — если бы ты, у меня не было бы сил столько учиться. Я бы поссорилась с преподавателями и плюнула бы на все. Я бы сбегала, как с шенского… Ты вовремя меня останавливаешь, когда меня заносит, и я очень тебе благодарна. И я всегда готова помочь, если нужно что-то объяснить. Спрашивай в любое время.
Из хорошего во мне есть только честность.
Бонни отвернулась.
— Да… конечно.
— Слушай, — нужно было перевести тему, — ко мне во сне являлась мертвая бабушка. Я не уверена, что это значит… Элий говорил, что видел призрак моей бабушки у меня под окнами.
Бонни кивнула.
— Да, помню такое. Но разве ему не показалось?
— Что? — удивилась я.
— Что? — переспросила Бонни.
— Откуда ты знаешь? Он мне говорил.
— Ну, я пару раз с ним общалась. Случайно пересекались, ну и… он подошел ко мне и рассказал, потому что беспокоился, а я сказала, что это неплохой повод подойти к тебе.
— И почему ты мне не рассказала?
Звучало так себе. Если бы я могла загнать слова обратно, я бы поймала этих юрких воробушков по одному и съела без масла. Звучало даже не как ревность — звучало как собственничество.
Бонни, слава Богу, не обратила внимания. Пожала плечами.
— Мы были в ссоре, кажется. И разве это важно? Он ведь потом подошел к тебе, так? Как я и посоветовала. И сказал о чувствах и все такое, как и собирался. Этого я не советовала, наоборот, но вряд ли он удержался… Он неплохой парень. Я думала военные более… ну, знаешь, вольно себя ведут. Ну, у нас в деревне стояли простые солдаты, и офицеры редко выходили из дома старосты, так что… я ошиблась на его счет.
