— Из сна?
— Откуда еще?
— И где же он? — вкрадчиво спросил Щиц.
Я встала, подошла к своему столу, зарылась в ворох бумаг и достала пенал откуда-то из глубин. Открыла
— Ну, здесь его нет.
— Ага, спасибо, — кровать скрипнула, — а где он, ну?
Я обернулась: Бонни помогала Щицу подняться, тот грузно перся о ее плечо.
— Был здесь, — сказала я, — а теперь его здесь нет.
Щиц даже подошел к столу и заглянул в пенал, как будто я могла его просто не заметить. Перебрал меж пальцами пару ручек и грифелей, обеспокоенно покачал головой.
— Поздравляю, — скрестил руки на груди, — у тебя проблемы. Что в таких случаях советуют людям, Бонни?
— В таких случаях советуют попрощаться с родными и близкими и запереться в церкви, Щиц, — серьезно ответила та, — ну, или поискать на полу, вдруг потерялась.
Вот за что люблю Бонни — за ее практичность.
Мы с ней исползали весь пол, я даже убралась на столе, но злополучного бутона так и не нашли.
Щиц нам не помогал: он залез в чугунный котел, накрылся крышкой, и, похоже, начал там медитацию.
Прошла пара часов: Щиц все так же медитировал, Бонни в десятый раз перерывала шкаф, а я обшаривала карманы.
Вдруг крышка котла отодвинулась, и Щиц высунул голову:
— Насколько я помню, на территории Академии совсем нет церквей, Бонни, — заметил он таким тоном, будто речь шла о погоде.
— Нет, совсем нет никакой церкви, Щиц, — поддакнула она.
— Если она запрется в ректорате, то это поможет, как ты думаешь, Бонни?
— Ведьма к ведьме, конечно, не липнет, — с сомнением ответила та, — но насчет мертвой ведьмы я бы не была так уверена.
— Что же, тогда я бы порекомендовал соляной круг, Бонни. Есть ли у нас соль?
— Ну? — добавила я, — Обычно ты говоришь «ну». С вами все в порядке? Вы меня пугаете.
— Сохраняй спокойствие, тайе Ела… Эля. Сохраняй спокойствие и черти соляной круг, — важно сказал Щиц, вылезая из котла и принимая из рук Бонни мешочек с солью, — с этого дня ты спишь на полу.
— Ага. Сейчас. Уже легла, — буркнула я, отбирая мешочек, — отодвинь мою кровать от стены, пожалуйста.
Почему-то происходящее не воспринималось всерьез. Может, потому что Щиц и Бонни не паниковали, а только переговаривались с невозмутимыми лицами.
Даже слишком невозмутимыми.
Старательно-невозмутимыми.
У меня даже промелькнула мысль, что меня разыгрывают, но тут же исчезла: с такими вещами ведь не шутят? Не шутят же?
И солнце было еще высоко, так что совсем не получалось бояться.
Щиц не без труда отодвинул кровать от стены: она была привинчена к полу, но его никогда не останавливали какие-то там гвоздики.
Я аккуратно рассыпала соль вокруг кровати. Получилось немного кривовато, но Бонни и Щиц в своей новой глубокомысленной манере пришли к выводу, что так сойдет.
Вот они меня немного пугали.
— Теперь тебе надо попрощаться с близкими, — вздохнула Бонни, — не так ли, Щиц?
— Если бы у меня, например, была возлюбленная, я бы с ней обязательно попрощался, а ты, Бонни?
— Конечно же я бы попрощалась со своим женихом, особенно, если бы он был рядом, — она мечтательно вздохнула и закатила глаза.
И в этот момент я все поняла.
— Кто?
— Что?
— Кто его нашел?
— О чем она говорит, Бонни?
— Я совершенно ее не понимаю, Щиц. О чем ты, Эль?
— Я о бутоне. Кто из вас его спрятал?
Бонни заморгала глазами, как дебютантка на первом балу, которая отчаянно пытается соблазнить градоначальника своей девичьей грацией и легкой придурью.
— Я ничего не прятала!
— И я, — поспешно закивал Щиц.
— Хватит! — Взвизгнула я и топнула двумя ногами сразу.
Это легко, надо просто особым образом подпрыгнуть. Нянечка, которая пыталась меня тогда взять на слабо, была посрамлена. Не единожды. Мне очень нравилось топать двумя ногами сразу. Такой эффект.
Все сразу начинают тебя слушаться.
Щиц вздохнул и достал из кармана перо. Дунул на него, сделал легкое движение рукой, и перо превратилось в алую розу. Ту он щелкнул по шипу: та крякнула, и вот у него на руке сидит цыпленок.
— Щиц, ты не боишься, что тебя…
— Тс-с-с, — фыркнул он, — это же твоя магия. В основном. Подожди, пожалуйста, пока цыпленок подрастет, не порть момент.
Момент я не испортила, а пропустила, и зачарованно уставилась на пригревшуюся у него на руках курицу.
Курица склонила голову на бок и вдруг отрастила хохолок и петушиные перья.
А потом петух сжался до маленького зеленого бутона.
— Вещи из снов такие… пластичные, — мечтательно улыбнулся Щиц, — спасибо за возможность с ними поработать.
И когда он это провернул? У фокусников, говорят, очень ловкие руки; что же, неудивительно, что их магические собратья иллюзионисты не отстают.
— То есть мне не грозит ужасная опасность?
— Грозит, — посерьезнел Щиц, — но… судя по всему, не в твоем сне. Где угодно, но не там, ну. Так что спи спокойно… то есть, не беспокойся.
— Но почему ты так быстро передумал?
— Потому что только сильный сновидец может притащить что-то из сна, — пожал плечами Щиц, — я и Бонни сказал. Твой сон — твои правила. Призраку этого не изменить. Твоя бабушка не прорвется, если ты этого не захочешь. Все в порядке. Ну, Бонни и придумала небольшой розыгрыш. Жаль, ты не повелась, и мне опять…
— …придется слушать нытье Элия?
— Согласись, я этого не заслужил, ну?
— Ты прав. Я с ним поговорю. И пы-пы-признаюсь.
В пьесах такие моменты называют «немая сцена». Бонни уставилась на меня. Щиц уставился на меня. Оба — изумленные. И почему-то очень довольные.
На их лицах медленно расплывались улыбки.
— Ну наконец-то! — наконец воскликнул Щиц.
— Дозрела! — добавила Бонни.
— Нас избавят от этих брачных игрищ!
— Прощай нытье в оба уха!
— Ура-а-а!
Эти двое, совершенно не стесняясь, провальсировали по комнате. Это было достаточно забавно, если учесть, что Бонни сроду не вальсировала, а Щиц по привычке немножко прихрамывал и совсем чуть-чуть пошатывался.
— Ты собираешься на ней жениться? — я старательно скопировала холодный тон своей тетеньки: смотреть на их радостные рожи не было никакой мочи.
