Мать врала. Она знала, кто приговорил ее сыночка. Более того, даже не горевала об этом.
Принялись расспрашивать жену, потом дочерей, дело упрощалось тем, что все были собраны в одной гостиной, и спрашивать можно было любую – на выбор.
И жена, и дочери – врали все. Либо они все вместе собрались и убили, либо… либо я ничего не понимаю!
– Барсет, – шепнула я, – будь человеком, расспроси их про покойника, как про человека. Какой он был? Что из себя представлял?
– Хорошо, – шепнул в ответ Барсет и принялся докапываться до семейной жизни. И тут-то появились первые признаки.
Женщины врали. Я внимательно вглядывалась и вслушивалась. А потом принялась задавать вопросы сама. И, наконец, вытащила Барсета из дома.
– Давай перемолвимся словечком.
Пятеро женщин проводили нас нечитаемыми взглядами. Договорятся, наверняка, но мне это было безразлично. Картинок из их памяти я нахваталась столько, что аж тошнило.
– Что не так? Шайна, кто виноват? – хмуро поинтересовался расследователь.
– Они все, – просто сказала я. – Они убивали вместе. Но если что, я буду свидетельствовать в их пользу.
Барсет повел себя, как профессионал, которого ничем нельзя удивить. Он пожал плечами.
– Ну, я как-то так и думал, но почему? Что случилось?
– Лучшее, что мы можем сделать, сказать, что покойный уронил на халат селедку в масле. К примеру, – я подумала, как лучше озвучить то, что вытащила из памяти женщин, а потом махнула рукой и сказала как есть. – Покойный был тварью и садистом. Лупил всех. Мать, жену, дочерей, оскорблял, ноги вытирал… терпение у баб лопнуло после того, как он по пьянке чуть младшую не изнасиловал. Так-то они привыкли, даже возражать боялись, но всему наступает предел.
– Может, старшую?
– Младшую. Ты сам их видел…
Барсет вздохнул.
Это верно, старшая и средняя дочь там были не особенно красивыми, этакими рабочими лошадками, а вот младшенькая уже сейчас обещала вырасти редкостной красавицей. Светлые волосы, большие карие глаза, фигурка… бывает такое, ребенок взял все лучшее от родителей.
– Мелкую они все любят до безумия, и когда так получилось… он не раскаялся. Собрался повторить, думал, что все зашуганы… кстати, что за такое полагается?
– За инцест? Смерть. Мужчин вешают за это самое, а потом за шею перевешивают, женщин отправляют в монастыри.
– Считай, приговор привели в исполнение, только чуть заранее.
– А ты уверена?
Я кивнула еще раз.
В памяти младшей осталось все. И искаженное дикой похотью лицо отца, и руки, рвущие на ней одежду, и тяжелое дыхание, и его обещание: «никуда ты от меня не денешься, малышка»… встреться я с этим типом, пока он был жив, сказала бы точнее. Но даже если это было в шутку…
Шуточки?
Со своим родным ребенком?
Такие?
Вешать и только вешать. За самое это самое.
Девчонку было бы искренне жалко, ведь такое на всю жизнь сломает… хорошо, если она сейчас сможет забыть и жить дальше с таким грузом на совести. А ведь эта тварь еще и в Храм ходила, и ничего у него в душе не ворохнулось… неужели и так – можно? Ты же веришь в Светлого, разве он тебе разрешает мучить ни в чем не повинных людей?
Не понимаю. Хоть я и маг разума, но таких – не понимаю. Да и какой там разум у мрази?
Барсет подумал пару минут…
– Пошли?
– Пошли…
Мы вернулись в дом.
– Дамы, – Барсет был чрезвычайно серьезен. – Я правильно понял, что ваш покойный обожал кушать ночью? Что-то масляное…
– Рыбку в масле, – подала голос мать. – Он так любил, – всхлип, в котором искренности меньше, чем масла в рыбе, – ей вино заедать.
– А когда обратно возвращался и оскользнулся случайно, – жена тоже утерла слезинку.
– Конечно, вы виноваты, следить за мужем и отцом надо было лучше. Но… всякое бывает. Мы предполагаем, Светлый располагает, а я могу лишь посочувствовать вашему горю.
Дамы активно зашмыгали носами, я вспомнила, откуда знаю этот запах, и не выдержала.
– Лучше сок лимона попробуйте. А то табаком пахнет сильно, хоть он и тиртанский, с пряностями… Если что.
Нюхательный табак – такая штука, к нему привыкать надо. Иначе… слезы градом, нос в соплях, вид самый что ни на есть печальный… только запах мешает поверить в искренность дам. Очень уж он характерный. Не учли.
– До свидания, дамы, – попрощался Барсет, и мы ушли.
По дороге обратно мы молчали. Я читала его мысли, те, которые лежали на поверхности. Все было просто.
Барсет составит отчет, в котором напишет полуправду. Про садиста, про попытку инцеста и изнасилования, про побои, там все это будет. А про убийство…
Это будет несчастным случаем.
Правильно ли это?
Не знаю. Пусть сами разбираются. Как по мне, если женщины терпели побои, унижения и оскорбления столько лет, причем терпела их даже мать, если они со всем этим смирялись и взорвались, только когда дело дошло до действительно непоправимого…
Не люблю тех, кто терзает и мучает других. И хорошо, что есть магия разума. В таких случаях – это замечательно.
* * *
Ирек уже ждал нас.
– Тут пешком дойти можно. Прогуляемся?
– С одним катаюсь, с другим гуляю, – проворчала я. – Конец репутации. Далеко идти-то?
– Минут десять.
Я не возражала. Алетар осенью – удивительно красивое зрелище. Можно сказать – бело-золотой город. Золото песков, золото листьев, белизна стен и домов… красиво. Потрясающе красиво.
Ирек купил нам по пирожку с рыбой у уличных торговцев, и мы жевали по дороге. Потом уже он принялся рассказывать.
– У меня не убийство. А может и оно… девчонка пропала.
– Взрослая?
– Да примерно как ты.
– Может, с мужчиной сбежала?
Ирек покачал головой.
– Ничего там не ясно. Сама бы объявилась – и нет проблемы, но сейчас… мало ли что? Найти ее надо и разобраться надо. А там… свечку ей держать никто не будет, хочет любви – пусть любится на здоровье. Но дело закрыть надо.
Я кивнула.
И даже зауважала своего спутника. Ведь могли бы отписки, отговорки придумывать, да много чего могли бы изобрести. Ан нет.
Докапываются до истины. Серьезно, решительно, даже во вред себе, ведь начальник и орет, и ругается, и премии лишить может, а они все равно копают. Есть в этом что-то правильное…
* * *
Вот и тот самый дом.
