Книга Бастард де Молеон, страница 150. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бастард де Молеон»

Cтраница 150

Однако Аженор доказывал, что если дон Энрике, собравший после выпуска своего манифеста всего лишь двадцать тысяч солдат, не проявит себя каким-нибудь громким поступком, то силы его не увеличатся, а уменьшатся, тогда как к дону Педро каждый день по Тахо прибывают на помощь сарацины и португальцы.

— Города охвачены тревогой, — говорил Аженор, — они колеблются между двумя станами, вы сами видите, как ловко дон Педро принудил нас к бездействию, что для всех служит доказательством нашего бессилия. Оставьте Толедо, которого вы не возьмете. Вспомните, что если вы выиграете сражение, то город будет вынужден сдаться. Сейчас ничто не побуждает толедцев к сдаче; наоборот, осуществляется план Мотриля. Вы окажетесь зажатыми между стенами каменными и железными. У вас за спиной на берегу Тахо восемьдесят тысяч солдат. Нам придется сражаться лишь за то, чтобы достойно погибнуть. А сегодня вы можете атаковать и победить.

Суть этой речи была своекорыстной, но ведь ни один добрый совет не лишен толики корысти.

Коннетабль был слишком умным и опытным воином, чтобы не поддержать Молеона. Оставалось преодолеть нерешительность короля, который сильно рисковал, не приняв всех мер предосторожности, потерпеть неудачу.

Но то, чего не делают люди, творит по своей воле Бог.

XIX. АИССА

Как и Аженор, дон Педро тоже пылал нетерпением обладать сокровищем, которое после короны было ему дороже всего на свете.

Каждый раз, когда, завершив свои дела, король мог ночью, по дороге, охраняемой рядами преданных ему солдат, примчаться в замок и хоть четверть часа видеть прекрасную Аиссу, бледную и печальную, он был счастлив.

Но Мотриль редко баловал короля подобным счастьем. Замысел сарацина удался, и добыча уже трепыхалась в его крепко натянутой сети; теперь следовало удержать ее, ибо оказавшийся в ловушке король был подобен льву в западне: когда лев пойман, никогда нельзя быть уверенным, что он не вырвется.

Дон Педро настойчиво требовал от Мотриля отдать ему Аиссу; он обещал взять ее в жены и посадить на трон.

— Нет, — отвечал Мотриль, — не следует королю во время битвы справлять свадьбу, он не должен предаваться любви, когда храбрые воины гибнут за него. Нет. Дождитесь победы, и тогда все вам будет дозволено.

Так он сдерживал трепещущего от нетерпения короля, и мысль его была ясна; дон Педро разгадал бы ее, если бы не был ослеплен страстью.

Мотриль хотел сделать Аиссу королевой Кастилии, ибо знал, что этот брак христианина с магометанкой возмутит весь христианский мир и все отвернутся от дона Педро, а сарацины, множество раз побежденные, вновь завоюют Испанию и воцарятся в ней навсегда.

В этом случае Мотриль стал бы королем Испании. Ведь это Мотриль, известный всем маврам, уже десять лет вел их шаг за шагом на эту землю обетованную, делая успехи, которые видели все, кроме опьяненного страстью полубезумного короля.

Но поскольку, отдавая Аиссу, готовясь обрушить на голову дона Педро множество несчастий, все-таки надо было действовать неторопливо, наверняка, Мотриль ждал решающей победы, что уничтожила бы самых яростных врагов, с которыми мавры могли столкнуться в Испании. Маврам нужно было под знаменем дона Педро выиграть крупное сражение, чтобы убить Энрике де Трастамаре, Бертрана Дюгеклена и всех бретонцев, чтобы наконец дать понять христианскому миру, что Испания — земля податливая, когда в ней роют могилы для завоевателей.

Следовало также убрать самого главного противника планов мавра — Аженора де Молеона, чтобы его юную возлюбленную (сперва ее убаюкивали обещаниями, уверяя в скорой встрече с любимым, а потом сразили бы вестью о не вызывающей сомнений гибели Аженора на поле брани) горе вынудило служить Мотрилю, который перестал бы вызывать у нее недоверие.

Мавр стал относиться к Аиссе еще нежнее и заботливее; он уже обвинял Хафиза, будто тот вступил в сговор с доньей Марией, чтобы обмануть или погубить Аженора. Хафиз был мертв и не мог оправдаться.

Он доставлял Аиссе истинные или ложные известия от Аженора.

— Он думает о вас, — говорил Мотриль, — он любит вас, он состоит сейчас при господине коннетабле и не упускает ни одной возможности сноситься с гонцами, которых & досылаю, чтобы получать от него известия.

Аисса, успокоенная этими словами, терпеливо ждала. Она даже находила некую прелесть в этой разлуке, которая служила порукой в том, что Молеон думает о встрече с ней.

Дни ее проходили в самом отдаленном покое замка. Там, в окружении служанок, она в праздной мечтательности смотрела на равнину из окна, расположенного высоко на отвесной скале, прямо над глубокой пропастью. Когда ее посещал дон Педро, она встречала его с той холодной и чопорной снисходительностью, которая у женщин, не способных к двуличию, служит как бы высшим проявлением лицемерия. Эта холодность тем более непонятна потому, что самонадеянные люди иногда принимают ее за робкое выражение зарождающейся любви.

Король никогда не встречал сопротивления со стороны женщин. Мария Падилья, самая гордая из них, любила его, презрев всех других мужчин. И разве он мог не поверить в любовь Аиссы, особенно после смерти Марии и советов Мотриля, убедивших короля в том, что в чистом сердце девушки еще не возникала мысль полюбить кого-то.

Мотриль неотступно следил за королем, когда тот приезжал в замок. Каждое слово короля имело для Мотриля значение, и мавр не допустил бы, чтобы Аисса ответила дону Педро хоть одним словом. Болезнь Аиссы повелительно требует молчания, утверждал мавр. К тому же он постоянно боялся, что дон Педро сговорится с людьми в замке, и они выдадут Аиссу королю, как раньше выдавали ему многих других женщин.

Поэтому Мотриль, полновластный хозяин в замке Монтель, принимал собственные меры предосторожности. Лучшая из них состояла в том, чтобы убедить Аиссу, будто он одобряет ее любовь к Аженору. И девушка этому поверила.

И следствием всего этого было то, что в день, когда Мотриль покидал замок Монтель, чтобы отправиться командовать подоспевшими к началу битвы африканскими войсками, ему оставалось лишь сделать два распоряжения: одно своему помощнику, а другое лично Аиссе.

Этим помощником был тот самый мавр, который перед началом битвы при Наваррете не сумел защитить носилки Аиссы, но теперь горел желанием исправить свою ошибку.

Он был не столько слугой, сколько солдатом. Неспособный унизиться до рабской услужливости Хафиза, он понимал лишь одно: он обязан повиноваться своему господину и исполнять предписания веры.

У Аиссы на уме тоже было лишь одно — сочетаться вечными узами с Аженором.

— Я ухожу на битву, — сказал ей Мотриль. — Я заключил с господином де Молеоном договор о том, что в бою мы будем щадить друг друга. Если он будет победителем, то приедет за вами в этот замок, ворота которого я сам открою перед ним, и вы убежите отсюда с ним… и со мной, если вы еще любите своего отца. Если рыцарь будет побежден, то придет ко мне, а я приведу его к вам, и мне он будет обязан и своей жизнью, и вашей любовью… Будете ли вы, Аисса, любить меня за верность вам?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация