Книга Бастард де Молеон, страница 166. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бастард де Молеон»

Cтраница 166

— Да, мессир! Когда коннетабль Бертран Дюгеклен умер в Шатонёф-де-Рандон, — он, кто казался богом битв, умер! — когда армия осталась без полководца и вождя, я почувствовал, что меня покидают последние силы: слишком многим моя жизнь была обязана ему, а мое сердце всеми своими фибрами было связано с его сердцем.

— У вас же, господин рыцарь, оставался добрый король Карл Мудрый…

— Мне пришлось оплакивать его смерть в то время, когда я еще скорбел о кончине коннетабля… И от этих двух ударов я не оправился.

Я повесил меч и щит на стене в доме, который мне завещал мой дядя, и схоронил там на четыре года свою боль и свои воспоминания.

Тем временем при новом царствовании Франция помолодела, иногда я видел, как мимо проезжают веселые рыцари, и слышал, как они распевают новые песни менестрелей… О, мессир, как жестоко ранили мое сердце эти труверы, что, переезжая через Пиренеи, пели по-испански на грустный мотив романса строки из баллады о Бланке Бурбонской и великом магистре доне Фадрике:

Девственницей умираю. Хоть стояла под венцом. О Кастилия, скажи мне, В чем я виновата? В чем?

— Как, сеньор! — воскликнул Фруассар. — И все пережитое не сблизило вас с испанским двором, с королем Энрике, который царствует со славой и так сильно вас любит!

— Сеньор летописец, пришло время, когда моей бедной горячей голове не могло сниться ничего другого, кроме Испании. О всех моих прошлых подвигах я сохранял довольно туманные, весьма печальные воспоминания, чтобы я мог приписывать их последствиям сна. Мне, действительно, казалось, что мою жизнь рассек надвое долгий сон, и не будь Мюзарона, который иногда говорил: «Да, сеньор, это правда, что мы видели все то, о чем поют эти люди», — без Мюзарона, повторяю, я поверил бы в волшебство…

Каждую ночь мне снилась Испания; я снова видел Толедо и Монтель, пещеру, из которой мы увидели умирающего Хафиза, куда зашел укрыться Каверлэ. Я видел Бургос, пышное великолепие двора и Сорию! Мне чудилась Сория, сеньор, и восторги любви… Моя жизнь сгорала в страстных желаниях и жутких видениях. Это было наваждение, это была какая-то лихорадка.

Однажды рядом раздался громкий сигнал фанфар. Это шли отряды его светлости Людовика Бурбонского, направлявшегося в Испанию ко двору короля Энрике, который попросил помощи у Франции, опасаясь потерпеть поражение в войне с Португалией.

Герцог Бурбонский слышал разговоры о рыцаре, который воевал в Испании и знал много тайн о походе туда наемных отрядов. Я увидел, как мой маленький двор заполнили пажи и рыцари, что сильно удивило моих слуг.

Сам я стоял у окна и едва успел сбежать во двор, чтобы поддержать стремя герцогу. После этого его светлость с изысканной учтивостью расспросил меня о моем ранении и моих приключениях; он пожелал услышать рассказ о смерти дона Педро, о моей схватке с мавром; но все, что касалось доньи Аиссы, я от него скрыл.

Восхищенный рассказом, герцог просил, даже умолял меня ехать вместе с ним. Я был тоща в состоянии какого-то помрачения, когда жизнь казалась мне сном, и мне захотелось понять себя, я сгорал от желания снова увидеть Испанию. Кстати, звук фанфар кружил мне голову, а Мюзарон пожирал меня глазами и уже сжимал в руке свой арбалет.

— Соглашайтесь, Молеон, соглашайтесь! — сказал герцог.

— Я еду, ваша светлость, — ответил я. — К тому же король Испании будет рад вновь увидеть меня.

Мы отправились, скажу я вам, почти с радостью… Ведь я ехал поклониться этой земле, которую оросила кровь моя и моей возлюбленной… О, господа, как прекрасна память! Многие люди умеют переживать событие лишь один раз, да и то с большим трудом, для других вечно повторяются дни, которые они уже утратили.

Спустя две недели после отъезда мы были в Бургосе, а еще через две недели приехали в Сеговию, где располагался двор…

Я вновь увидел короля Энрике, сильно постаревшего, но по-прежнему стройного и величественного. Не знаю, чем объяснить тайную неприязнь, что отталкивала меня от него, человека, которого я горячо любил в те времена, когда молодость с ее золотыми мечтами заставляла меня считать его благородным и несчастным, иначе говоря, безупречным…

При новой встрече я прочел на его лице жестокость и скрытность.

«Жаль, — думал я, — что корона так сильно изменяет лицо и душу».

Но Энрике изменила не корона, просто мой взгляд сумел разглядеть тени, отбрасываемые этой короной!

Первое, что король показал герцогу в Сеговии, была башня, а в ней — железная клетка, где он держал сыновей дона Педро и Марии Падильи. Несчастные росли бледными и голодными в узком, окруженном железными прутьями загоне; им вечно угрожало копье часового, их всегда оскорбляла жестокая ухмылка надзирателя или посетителя.

Один из этих мальчиков, господа, был как две капли воды похож на своего несчастного отца. Он бросал на меня такие терзающие сердце взгляды, как будто в его теле укрылась душа дона Педро и, зная обо всем, молчаливо обвиняла меня в своей смерти и горестях королевского потомства.

Однако этот мальчик, вернее юноша, ни о чем не ведал и не знал, кто я, он смотрел на меня отрешенно, в его взгляде не было мольбы, но во мне заговорила совесть, тогда как совесть короля дона Энрике молчала.

Король, державший герцога Бурбонского за руку, подвел его к клетке и сказал:

— Вы видите детей того, кто казнил вашу сестру. Если вы хотите их убить, я отдам их вам.

— Государь, дети не виноваты в преступлениях их отца, — ответил ему герцог.

Я заметил, что король нахмурился и приказал снова запереть клетку.

Я с удовольствием расцеловал бы герцога — честного сеньора. Вот почему, когда его светлость после осмотра клетки хотел представить меня королю — он очень пристально смотрел на меня — я ответил:

— Нет! Нет! Я не смогу с ним говорить!

Но король меня узнал. В присутствии всего двора он подошел ко мне, назвав меня по имени, что при любых других обстоятельствах заставило бы меня расплакаться от радости и гордости.

— Господин рыцарь, я должен исполнить данное вам обещание, — сказал король. — Напомните мне какое.

— Нет, нет, государь, — пролепетал я, — вы ничего не обещали.

— Хорошо, завтра я вам скажу об этом, — ответил король с приветливой улыбкой, но я не мог забыть о том, каким жестоким взглядом смотрел он на заточенных в клетку детей.

— В таком случае, государь, позвольте мне сразу же попросить вас, — сказал я. — Ваша светлость, вы ведь когда-то обещали оказать мне милость?

— И я сдержу свое обещание, господин рыцарь.

— Окажите мне милость, государь, и даруйте свободу этим несчастным детям.

Король Энрике метнул на меня горящий гневом взгляд и ответил:

— Нет, господин рыцарь, просите что угодно, только не это.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация