— Алексей Иванович! Можно вас на секунду? — раздался в это время голос майора.
— Слушаю, — вернулся в кабинет Шмаков.
— Вы, кстати, можете пригласить своего адвоката, если считаете нужным.
— Да нет, благодарю. Я, как вам известно, сам юрист и в адвокатах не нуждаюсь.
— Ну-ну, — хмыкнул майор, — дело ваше.
— Альберт Павлович, поглядите, что я обнаружил! — раздался из комнаты отдыха голос капитана.
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, — встал из-за стола Ветров, пригласив Шмакова с женщинами следовать за собой.
Стоя у сейфа, капитан держал в руках пачку стодолларовых купюр и небольшой целлофановый пакет с белым порошком.
— Опаньки! — воскликнул майор. — А это что такое? Объясните, пожалуйста, — обернулся к Шмакову.
— Это провокация, — нахмурился тот. — Денег с пакетом в сейфе не было, их подбросил ваш сотрудник.
— Э нет, — осклабился рыжий. — Мы их изъяли при понятых, ведь так, девушки?
— Н-не знаю, — пролепетала секретарша, а бухгалтер, закрыв лицо руками, разрыдалась.
— Капитан Рушайло, успокойте дам и составляйте протокол! — рыкнул майор. — И попробуйте только его не подписать, — прошипел в сторону женщин. — Сгниете на помойках.
— Ну и сволочь же ты, майор, — сказал Шмаков.
— А ты меня не сволочи, я к этому не привык. Артюхов!
Из приемной в кабинет вошли, чавкая жвачку, два омоновца.
— Руки! — приказал один из них и, когда Шмаков протянул кисти, защелкнул на них наручники.
— В СИЗО его, я подъеду чуть позже, — приказал майор.
Шмакова, зажав с двух сторон, препроводили вниз, впихнули в микроавтобус, и тот понесся в сторону центра.
Через полчаса, оформив соответствующий протокол, а также отобрав у задержанного ремень, капитан Рушайло передал его сотрудникам следственного изолятора.
— Руки за спину и топай вперед, — загремел ключами небритый лейтенант, отпирая решетчатую дверь, и они стали спускаться по ступенькам.
На нижней площадке пару встретил сержант, лязгнувший замком, все трое пошли по сводчатому коридору.
По обеим сторонам находились пара десятков массивных пронумерованных дверей с «глазками», оборудованных откидными лючками и внешними запорами.
— Стоять! Лицом к стене! — буркнул сержант у двери с номером 5.
Задержанный повиновался.
Отперев дверь, вертухай потянул ее на себя, приоткрыв до ограничителя, кивнул Шмакову:
— Входи.
Тот перешагнул порог, сзади дважды лязгнуло железо, стало тихо.
Впереди серело пространство камеры, душное, с низким потолком, двумя забранными сетками плафонами на нем и небольшим, в переплете решетки, окошком.
Сбоку на трехъярусных нарах теснились по меньшей мере два десятка полуголых мужиков разного возраста.
— Здорово! — ухмыльнулся здоровенный громила, вольготно раскинувшийся на нижней шконке.
— И вам не хворать, — ответил Шмаков, оглядывая помещение в поисках свободного места.
— Курево есть? — спросил здоровяк.
— Нету.
— А водяра?
— Тоже.
— Ну и дурак.
Камера грохнула смехом.
— Да будет тебе, Колян, — прохрипел сидевший рядом с ним костлявый человек с наколотыми под ключицами звездами. И обратился к новичку: — Первый раз чалишься?
— Первый.
— Ну так не маячь, полезай наверх, к бекасам.
Сделав несколько шагов вперед и забравшись на верхний ярус, Шмаков кое-как втиснулся между стеной и молодым парнем в синей майке, что-то недовольно пробурчавшим. Потом отвернулся к стене, став прокручивать в голове случившееся.
Милицейский спектакль с проверкой, явно сфабрикованным делом и подставой не вызвал у него особой растерянности, а тем более испуга. Приходилось видеть кое-что и похуже.
В том, что наезд организовал его старый недруг, не сомневался и, оставаясь на свободе, смог бы наверняка в очередной раз отбиться от проверяющих.
Однако, находясь в СИЗО фигурантом по уголовному делу, Шмаков лишался свободы маневра и нужных связей.
Интересно, знает ли Зея о его аресте?
Незаметно для себя, измотанный дальней поездкой и всем, что случилось, Алексей задремал и очнулся от лязга замка в двери.
Она с грохотом приоткрылась, и чей-то голос проорал:
— Шмаков, на выход!
Бизнесмен протер глаза, спустился с нар и направился к дверному проему.
— Лицом к стене, — пробурчал тот же надзиратель, запер дверь и, побрякивая ключами, повел его по тускло освещенному коридору к выходу.
Во внутреннем дворе СИЗО Шмакова вновь впихнули в знакомый автобус, защелкнули на запястьях наручники и завязали платком глаза.
«М-да, везут явно не на допрос», — промелькнуло в голове, когда автобус тронулся.
Поколесив по городу, он свернул на грунтовую дорогу, что чувствовалось по снижению скорости, толчкам, а также шороху гравия под колесами.
Затем, выполнив поворот, автобус притормозил, куда-то въехал, после чего, скрипнув тормозами, остановился.
С Алексея сдернули платок и вывели из салона.
Микроавтобус стоял во дворе помпезного особняка, окруженного голубыми елями и высокой, красного кирпича оградой.
Задержанного сопроводили в просторный холл с ярко горящим камином, а оттуда по мраморным ступеням вниз, к высокой, из мореного дуба двери.
Один из сопровождавших открыл ее, а второй втолкнул доставленного в обширное, освещенное мягким светом помещение.
В центре его на мягком кожаном диване, перед изысканно накрытым столом, развалился человек в купальном халате. Это был начальник городского УВД полковник милиции Князев.
— Ну, вот мы и встретились, майор. Проходи, садись, — ухмыльнулся он, кивнув на одно из стоявших у стола кресел. — Снимите с него браслеты.
Когда со Шмакова сняли наручники и он, растирая запястья, опустился в кресло, сопровождающие удалились.
Князев потянулся к бутылке «хеннесси», плеснул янтарной жидкости в два хрустальных бокала и один протянул Шмакову:
— Выпьем за встречу, майор.
— Можно, — ответил Шмаков и выплеснул содержимое бокала в рот.
— Закуси, в СИЗО, наверное, оголодал, — не спеша высосал свой милицейский начальник.
— Спасибо, не хочу.
— Тогда кури, — кивнул Князев на открытую пачку «Мальборо» и лежащую рядом с ней зажигалку.
Шмаков с наслаждением закурил, выжидательно уставившись на хозяина.
