Спал он в эту ночь вполглаза, несколько раз хватался за автомат и озирался.
Утром встал с тяжелой головой, умылся, развел костер, вскрыл последнюю банку с тушенкой, разогрел, слил жир в пустую и соорудил коптилку. Затем, прихватив опорожненный вещмешок с автоматом, пошел в низину к самолету.
По пути наткнулся на людской череп, россыпь позеленевших гильз и ржавый «шмайссер».
— Немец, откуда он взялся?
Обойдя бомбер, метрах в двадцати от него нашел груду заветренных костей, истлевший подсумок с гранатами и винтовку. Судя по всему, здесь был бой. Что подтверждали и многочисленные дыры в корпусе.
— Не отдали бойцы золото врагу, интересно, куда они его доставляли?
Постояв несколько минут у машины, Огнев забрался внутрь, зажег коптилку и тщательно ее обследовал. В тусклом свете дымного фитиля увидел на дюралевом полу еще множество рассыпанных слитков, несколько русских ППШ и две рубчатые «феньки».
Автоматы покрылись ржавчиной, а гранаты в довольно приличном состоянии, даже зеленая краска сохранилась.
— Пригодится, — сказал Огнев, сунув одну в карман.
Затем обследовал содержимое офицерских планшетов — документов там не было, отсутствовали они и у бойцов.
Скорее всего, унесены оставившим записку.
После этого Огнев осмотрел кабину пилотов, где были еще кости в летных шлемах и рыжих хромовых куртках.
До позднего вечера он загружал в мешок слитки, перетаскивая их в свою нору, затем пересчитал — оказалось двести штук.
— И на сколько же тут? Миллионов на десять, в зеленых? Ну что же, полковник Огнев, вот ты и богат как Крез, — горько рассмеялся. — Только за все эти цацки здесь и булки хлеба не купишь.
Мысль о еде разбудила щемящее чувство голода. Последние дни он всячески урезал свой и без того скудный паек.
Взяв автомат, передернул затвор и направился к озеру, где устроил в кустах у берега засаду. Однако дичи здорово поубавилось, а та, что осталась, перебралась на другую сторону.
Когда через час бесплодных ожиданий раздосадованный Огнев собирался покинуть лежку и заняться поиском грибов, метрах в трехстах от него, в карликовом березняке, появилось небольшое стадо диких оленей: бык, две оленухи и несколько телят. Сторожко переступая тонкими ногами, звери лакомились молодыми ветками кустарника.
Огнев замер (легкий ветер дул в лицо) и прицелился в одного из молодых.
Короткая очередь расколола тишину, стадо растаяло как дым, а на земле остался бьющийся в агонии теленок.
Спустя час в жарко пылающем костре на шомполе румянились, постреливая голубоватыми искрами, несколько кусков свежины.
Основательно подкрепившись и завершив трапезу заваренным на багульнике чаем, Огнев стал коптить мясо в дорогу, для чего использовал расщепленные приклады ППШ и три срубленные осинки.
Теперь дело оставалось за малым — спрятать слитки.
Их Юрий закопал в промоине, навалив сверху большой камень.
А еще через сутки, помянув на прощание погибших и закрыв пробоину элероном, Огнев с туго набитым вещмешком двигался на восток, к железной дороге. В пути его настиг первый снег, затем на несколько дней в тундре запуржило, и беглец сбился с маршрута.
Уже совсем ослабев в бескрайнем метельном пространстве, на третьи сутки он вышел к стойбищу оленьих пастухов в поросшей кустарником долине.
На лай собак полог одного чума откинулся, и из него появился низкорослый мужчина.
— Я военный, — перехватил беглец взгляд аборигена, брошенный на оружие. — Отстал от своих, попал в пургу и заблудился. Нельзя ли у вас немного передохнуть и обогреться?
— Военная, это хоросо, — напевно произнес житель тундр, делая приглашающий жест в жилище.
У ярко пылающего очага, с висящим на треножнике котлом, одетая в меховый балахон женщина, дымя трубкой, что-то помешивала деревянной ложкой. Чуть дальше, на лежанке из шкур, сидели старик, чинивший упряжь, и черноглазый мальчишка лет семи.
Появление незнакомца старшие восприняли бесстрастно, а малец издал удивленный возглас, спрятавшись за деда.
Мужчина что-то сказал остальным на своем языке, пригласив гостя к очагу.
Затем Илья, так его звали, поинтересовался, чем может помочь.
— Мне нужно выйти к Петрозаводску, там моя часть.
— Ой-е?! — удивился тот. — Это далеко, однако, дня два на олешках.
— Выведи, пожалуйста, я в долгу не останусь, подарю тебе «калаш», — хлопнул гость по лежавшему на коленях автомату.
— Как так, он же казенный?
— Ничего, у меня в части еще есть.
Илья о чем-то живо залопотал со стариком, показывая то на гостя, то на его оружие.
Тот что-то ответил, благосклонно кивнув головой с длинными седыми волосами.
— Мы с отцом согласны, однако. Сегодня отдыхай, а завтра утром поедем к городу на олешках.
Затем хозяин вышел из чума и вскоре вернулся с молодым парнем.
— Мой брат, Василий, поедет с нами.
— Нет вопросов, — согласился Огнев.
Далее вся семья и гость уселись у очага, где каждый получил по миске душистого бульона с куском жирной оленины и ломтю черствой лепешки. Огнев, покопавшись в рюкзаке, извлек из него армейскую флягу, предложив хозяевам спирту.
Те оживились и с готовностью протянули кружки.
После еды, завершившейся чаем, мужчины закурили трубки, завязался разговор, длинный и неторопливый.
Засиделись допоздна, а потом улеглись спать на оленьих шкурах.
Рано утром, простившись с радушными хозяевами, Юрий с Ильей и его братом на двух оленьих упряжках отправились в дорогу.
На исходе второго дня, в морозных сумерках, на горизонте возникло дрожащее море огней, а затем смутные очертания города.
— Сайнаволок, — ткнул пальцем туда Илья, — по-вашему Петрозаводск. Дальше не поедем.
— Ну что же, спасибо за помощь, — вылез из нарт Огнев. — Держи, как обещал, — протянул Илье покрытый изморозью автомат с полным магазином. — Пользоваться им умеешь?
— Не боись, начальник, моя оружие понимает.
На том и расстались.
Взмахивая хореями и покрикивая на оленей, его спутники умчались назад в тундру, а Огнев проверил за поясом ТТ и двинул к городу.
Вскоре вышел на окраину, застроенную одно- и двухэтажными деревянными домами.
— Который час? — поинтересовался беглец у пожилой женщины, шедшей с ведром воды от водопроводной колонки.
— Двенадцатый, сынок, уже поздно.
— А откуда здесь можно позвонить?
— Только с вокзала, езжай туда, остановка через два дома.
