— Ну что, дедуля, платить будешь? — повертел на пальце брелок с ключами самый крепкий.
— За что платить? Вы ж меня, ребята, сами подрезали, — удивился Тимыч.
— Плати, козел, а то щас отрихтуем твой шарабан, — осклабился второй, и в руках у него возникла бейсбольная бита.
В тот же миг старик резко взмахнул рукой, бита загремела на асфальт, а парень дико взвыл. Остальные на мгновение опешили, и это им дорого обошлось. Крепыша Огнев свалил пинком ноги в живот, а второго ударом в челюсть с разворота.
— Так-то, пацаны, — сказал, оглядев бесчувственные тела, и поднял валявшуюся у ног биту. — Тимыч, а что вы сделали тому? — кивнул на все еще воющего в кювете парня.
— «Козу», — растопырил дед пальцы. — Мне по моим годам она еще по силам. — Затем подошел к иномарке и вырвал из блока зажигания провода.
— Нехай позагорают засранцы, може, умнее станут.
После этого они сели в машину и тронулись с места.
— Вот и мой Сашка вроде таких, — переключил скорость Тимыч. — Правда, стариков и убогих не обижал, а все едино бандит. Из армии пришел, а работать негде — шахты с заводами позакрывали. Потыкался по коммерсантам, те нос воротят, бывший афганец, такие, мол, нам не надобны. Сходил к военкому, как же так? А тот ему — живи как знаешь, я тебя в Афганистан не посылал.
Вернулся домой, трясется весь. Где же справедливость, дед? А что я скажу? Промолчал.
Ну, он и связался с братвой. Смотрю, деньги появились, дорогие шмотки, а потом и иномарка. Я толкую, завязывай с этим, унучок, пропадешь. А он смеется, еще немного подзаработаю и открою автосервис, будешь в нем директором. Подзаработал. Ограбили они богатых армян и попались. Теперь пишет из зоны — вернусь, начну новую жизнь. Хрен он чего начнет. Дружки недавно заезжали, ждут не дождутся…
Шли дни, и чем больше Огнев узнавал старика, тем больше проникался к нему доверием и удивлялся жизненной силе, заложенной в этом человеке.
И в один из вечеров, когда они, как обычно, чаевничали на кухне, взвесив все за и против, Огнев решил показать старому солдату найденную в самолете записку.
— Откуда это у тебя? — прочитав, отвердел лицом Тимыч.
Пришлось рассказать, кто он, почему оказался в зоне и каким образом обнаружил послание из прошлого.
На несколько минут в кухне возникла тягостная тишина.
— Ребят зверье не растащило?
— Нет, так там и лежат.
— А груз?
— На месте.
— Ну и что думаешь делать с ним?
— В советское время сдал бы государству. А теперь даже не знаю.
— Да, дела, — поник головой старик. — Я думал, то золото давно в казну определили. Когда вышел к своим, раненный, все в Смерше рассказал и даже показал на карте. Сначала обещали наградить, а затем определили в штрафбат. Потом, как говорят, «смыл кровью» и даже стал офицером. Войну закончил в Берлине. А золото, значит, так и лежит в тундре, — взглянул на Огнева Тимыч. — Может, тебе все-таки сдать его новой власти?
— Этой точно не сдам, — угрюмо сказал Юрий. — Очень уж она гнилая, отец. На себе испытал, хватит.
— Тогда я тебе вот что скажу, Юрий, — положил свою руку на его старик. — Считай этот клад своим и распорядись им, как знаешь.
Потекли дни мучительных размышлений. Оценивая свое положение, Огнев понимал, возврата к прежней жизни у него нет. Лагерь, побег и все остальное перечеркивали ее напрочь. Оставалось только одно — забрать из тайника золото и, продав его, выехать из страны в ту же Финляндию. Короче, «распорядиться», как сказал Тимыч.
Но одному это сделать практически нельзя. Нужны надежные помощники и такой же покупатель.
После гибели Шмакова и предательства Лепса в Москве у него оставался только один верный человек — Мартыненко, у которого наверняка имелись связи в банковской среде.
Если Виталий все организует, дело остается за главным — доставить груз из тундры покупателю.
В памяти почему-то возник образ героя рассказа Джека Лондона, блуждавшего с мешком золота на Аляске. Кончил он весьма плачевно. Нет, самому такой груз и доставку не осилить. Нужны помощники, и не робкого десятка. Такие как егерь с кордона, Зингер или Душман, возвращения которого с нетерпением ждал Тимыч.
На следующее утро, сказав, что хочет навестить старого друга, Огнев снова выехал рейсовым автобусом в Москву, обещав через несколько дней вернуться.
На Казанский вокзал автобус пришел со значительным опозданием, в офисе Виталия никто не отвечал, и Огнев провел ночь на жесткой скамейке в зале ожидания. Перед самым утром задремал, проснувшись от толчка:
— Гражданин, ваши документы!
Рядом стоял милицейский наряд с собакой.
Стараясь казаться спокойным, Огнев достал из куртки паспорт и протянул одному из стражей порядка.
— Куда следуете? — вопросил сержант, внимательно изучив все страницы.
— К родственникам, в Казань.
— Счастливого пути, — вернул паспорт страж, и наряд последовал дальше.
Когда он удалился, Юрий еще минут пять сидел, соображая, чем привлек внимание, а после, встав, направился к выходу. Виталию он позвонил после десяти с Ленинградского вокзала.
— Да, — раздался в трубке незнакомый голос.
— Я бы хотел услышать Мартыненко.
— А вы кто?
— Его близкий друг, сейчас проездом в столице и хочу увидеться.
— Виталий Петрович будет чуть позже, что передать?
— Передайте, звонил Юрий.
C приятелем удалось встретиться только во второй половине дня. В этот раз она была более сдержанной.
— Куда ты опять пропал? — спросил Мартыненко, пожав Огневу руку.
— Пришлось уехать, — опустился тот в кресло. — Лепс хотел сдать меня милиции.
— Вот сука! Так это ты его грохнул?
— Я не хотел, так вышло.
— Да, Юрка, везет тебе как утопленнику, — вздохнул Мартыненко. — А по генеральской даче я все пробил. Там никто не живет, но по субботам наезжает внук с компанией — оторваться. Гудят почем зря, физической охраны там нету. Обычная сигнализация, выведенная на милицейский пульт охраны. Рядом, впритык, такие же дачи, а сзади сосновый лес.
— Спасибо тебе за информацию.
— Да чего там, — махнул рукой однокашник. — Только я б на твоем месте плюнул на все и как можно быстрее валил отсюда куда подальше. Нынешние менты хоть и хреново, а все-таки работают. Смотри не играй с огнем, — пристально взглянул на приятеля.
— Я так и сделаю, — кивнул Огнев. — А заехал с предложением. Как ты смотришь на то, чтобы поучаствовать в одном серьезном деле?
— Положительно, — чуть помедлил Виталий. — Если оно стоящее.
