В разгороженном на две части помещении, с низким закопченным потолком, у ярко пылающей железной печки сидела на вытертой шкуре старуха, задумчиво глядя на огонь.
— Добрый вечер, бабушка! — обратился к ней Виктор. — Нельзя ли у тебя переночевать?
— Отчего же нельзя, ночуйте, — скрипуче ответила старуха и, подложив в топку полено, с натугой распрямилась. — Далеко кочуете? — повернула в их сторону морщинистое лицо, обрамленное седыми космами.
— Решили с приятелем отпуск в тундре провести, — ступив ближе, сказал Лебедев. — Поохотиться на куропаток да порыбачить. Слышали, в ваших краях есть озеро, где водится кумжа, называется Оленьим, туда и направляемся.
Старуха покачала головой, что-то бормоча, и вышла на улицу.
— Чего это она? — удивился Огнев.
— Не знаю. Похоже, не одобряет нашу поездку.
Когда хозяйка вернулась, у нее в руках была крупная мороженая рыба.
— Обогревайтесь пока, — бросила ее на скамейку. — Кумжу варить будем.
К наваристой ухе, приготовленной старухой в закопченном котле, гости добавили от себя батон колбасы с пачкой чаю, мерзлый кирпич хлеба, а к ним бутылку спирта.
При виде его старая саамка оживилась и достала кружки.
Выпив разведенного спирта, Мария (так звали хозяйку) сделалась словоохотливой и рассказала, что остальные жители селения уже с год, как покинули его, разъехавшись кто куда, а она осталась.
— Здесь родилась, здесь и помру, — дымя короткой трубкой, решительно заявила старуха. — А на Оленье озеро не ходите — плохое место, однако, там в войну пропал мой дядя, искал олешков и не вернулся. Раньше тоже люди пропадали. Так что я с вами не пойду, злых духов боюсь, однако. Но как добраться, растолкую, вот глядите.
Взяла стоявший у печки посошок и на земляном полу стала чертить что-то вроде схемы.
— Отсюда, — ткнула в начальную точку, — покочуете к северу, пока не упретесь в гряду сопок. Затем обойдете ее слева и увидите низину, спуститесь к ней. Там будет озеро.
— И сколько туда пути?
— На оленьей упряжке дня три, однако, а на ваших санях не знаю.
Утром, распрощавшись с гостеприимной старухой и оставив ей немного продуктов из своих запасов, друзья собрались, прогрели моторы и отправились дальше.
Чем больше они углублялись в тундру, тем сильнее окружало белое безмолвие. Все кругом казалось погруженным в глубокий сон. Ни птицы, ни зверя, только бесконечная ледяная пустыня с призрачными сполохами северного сияния по ночам, таинственными и непонятными.
К гряде тянущихся с запада на восток заснеженных сопок добрались на следующий день ближе к вечеру. Здесь случилась первая поломка. У «Бурана» Огнева на одном из подъемов лопнул трос сцепления. Пришлось разбить лагерь и заняться ремонтом.
С поломкой провозились до глубокой ночи при свете аккумуляторного фонаря. Закончив, разожгли примус, сварили на нем пунш (смесь крепкого чая со спиртом) и под него съели по банке тушенки. Потом влезли в настывшую палатку и, забравшись в спальные мешки, проспали до полудня.
Разбудил доносившийся откуда-то сверху звук, похожий на стрекот швейной машинки. Когда Огнев с Лебедевым выбрались из палатки, увидели исчезающий за дальней грядой вертолет.
— Ты смотри, не так уж в тундре и пусто, — удивился Виктор.
— Главное, что б это были не пограничники, — настороженно провожая взглядом машину, сказал Огнев.
Через полчаса, гудя моторами, «Бураны» двинулись дальше. Уходящая на северо-запад обширная низина открылась перед ними на следующие сутки, за последней из гряды сопок.
Она полого спускалась вниз и исчезала в снежной бесконечности. В ее центральной части угадывались контуры замерзшего озера с причудливо изрезанными берегами, низкими и с проталинами у кромки.
— Кажется, мы у цели! — обернувшись, закричал Виктор и на малой скорости повел свой снегоход с санями вниз. То же сделал напарник.
Это было именно то озеро, к которому они шли. Огнев узнал его по многочисленным небольшим заливам, на берегах которых чернели из-под снежного наста низкорослые деревья с кустарниками, а также чуть заметным в причудливом замете на склоне останкам самолета.
Неподалеку от них путники остановили снегоходы и, проваливаясь в снегу, подошли к машине. Там, сняв шапки, несколько минут постояли в молчании, затем надели их на головы и вернулись назад.
— Нам нужно проехать вон к тому леску, — указал Огнев рукавицей на черневшие вдалеке корявые деревья. — Там, в промоине, я спрятал золото.
— Понял, — ответил Лебедев, покосившись в ту сторону. — Трогаем.
Въехав цугом на самой малой скорости в низкорослый полярный лес, они заглушили машины и, наскоро обустроив лагерь, приступили к поискам. Промоину с трудом нашли спустя час, истыкав снег двумя срубленными осинками.
Его отбросали в сторону прихваченной с собой штыковой лопатой, под которой обнаружился ставший рыжим глей, смерзшийся и неподатливый.
— Нужно отогревать, — сказал Огнев, что напарники и сделали.
Для начала, вернувшись к машинам, они извлекли из саней топор и канистру горючего. Затем, проверив пальцем лезвие, Виктор срубил несколько корявых, с покрученными стволами сосенок, оттащив их в промоину, а Юрий поднес туда канистру. На все это плеснули бензином и подожгли.
Сами же уселись на корточках неподалеку от гудящего костра и закурили, проникаясь реальностью.
Минуть через двадцать, когда пламя опало, а снизу пошел пар, яму очистили от головешек, почва под которыми стала влажной и податливой.
— Так, вторая попытка, — сказал Огнев, спрыгнув вниз. — Давай, Витек, лопату.
Вскоре под отваленным в сторону грунтом показалась заплесневелая шкура. Огнев вспорол ее финкой, внизу холодно блеснуло.
— Держи, — тяжело дыша, протянул он вверх Лебедеву два первых слитка.
Поскольку короткий полярный день заканчивался и начиналась метель, извлечение всего груза отложили на утро. Забравшись в палатку, друзья выпили спирта, перекусили и долго не могли уснуть, ворочаясь в спальных мешках.
— Ты знаешь, Юра, — произнес Виктор, глядя в темноту. — В книгах пишут, что кладоискатели чуть ли не сходят с ума от радости, когда находят сокровища. А вот у меня ее что-то нет. Да и ты, я смотрю, особых эмоций не проявляешь.
— Это, наверное, оттого, что мы бывшие военные. Эмоции у нашего брата на последнем месте, — ответил Огнев.
— Да, наверное, так все и есть. Послушай, а как мы продадим все это, ведь ты говоришь, там двести слитков?
— Уже меньше — сто девяносто восемь, — поправил на голове шапку напарник.
— Пусть так, но все равно очень много.
— Когда вернемся на кордон, я созвонюсь с приятелем из Москвы — он будет заниматься организацией доставки туда груза и реализацией его одному из столичных банков. Если все пройдет нормально, каждый из нас получит равную долю и распорядится ею по своему желанию.
