– Круг замкнулся, – пробормотал врач, – когда-то здесь жили первобытные племена, и скоро будут вновь жить дикари – наши дети. Наверное, каменные наконечники, оставленные предками, им пригодятся. А почему ты думаешь, что с тобой что-то случится?
– Неспокойно мне, Миша, – тихо сказала она. Это был явно не пророческий стих, она действительно боялась – только вот чего?
– Не надо, – попросил Михаил, гладя ее по голове. – Мы что-нибудь придумаем. Зря ты так переживаешь.
Но он сам понимал, как фальшиво звучат его слова. А что тут можно было придумать? Знать бы еще, чего она так боится.
Он ушел от людей в поисках свободы, он хотел, чтоб никто не вмешивался в его дела, не указывал, как жить. И привык рассчитывать лишь на себя. Но это был его выбор. А как быть с детьми? Может, они хотят жить по-другому? После рассказов того разведчика у них глаза разгораются при слове «метро», хотя он старается при них вообще не упоминать об этом.
Да вот только в метро хотят, похоже, Максим и Иришка. А остальным и здесь неплохо.
На следующий день Михаила скрутило так, что он едва мог подняться. Конечно, о том, чтобы идти на вылазку, не могло быть и речи. А продукты опять заканчивались.
У Гарика болела нога. Посовещавшись, решили отправить одного Рустама. Но тут неожиданно предложил свою помощь Стас:
– Давайте я схожу вместе с парнем. Вдвоем нам легче будет управиться.
С точки зрения Михаила, тот достаточно окреп для того, чтобы совершать вылазки, но врача почему-то мучили сомнения. Он ни за что бы не согласился принять помощь гостя, если бы положение действительно не было безвыходным. Оставалось надеяться, что человек, который, по его словам, сумел добраться сюда аж с Рублевки, не подведет. Хотя, подумал Михаил, мы ведь знаем обо всем только по его рассказу. Может, он и не с Рублевки. Может, он вообще из этих… мстителей. Засланный казачок. Врач клял себя за такие мысли, но правда заключалась в том, что в деле они Стаса и впрямь еще не видели.
И как только они проводили этих двоих на поверхность, сомнения ожили с новой силой. Разве можно было доверять этому человеку Рустама? Давать химзу и оружие? Кто знает, дождутся ли они парня обратно?
Условный стук раздался раньше, чем они ожидали. И когда две фигуры ввалились в бункер, Михаил тут же понял – стряслась беда. Стас оставлял за собой бурые пятна.
– Что? – только и спросил врач, когда разведчики стащили с себя химзу. Ответил ему Рустам – бледный, со стучащими зубами, он еле выдавил:
– Мальчик!
– Какой мальчик? – вскрикнула Ланка, а Гуля кинулась ощупывать сына. И вдруг Михаил понял.
– Что с Мальчиком? – крикнул он.
– Мы не ожидали, – бормотал Стас. – Он точно взбесился. Кинулся на меня и хотел вцепиться в горло. Мне пришлось стрелять…
– Что с ним? – повторил Михаил, и Стас наконец выдавил:
– Мне пришлось его убить.
Врач застонал, обхватив голову руками. «Уж лучше б я оставил тебя лежать на берегу», – подумал он. Сам, своими руками он притащил этого типа в бункер и навлек на себя беду. Теперь вот нет их верного стража, пса, который успел стать ему другом. Михаил еще не успел осмыслить все последствия, но понял, что даже если стая выберет нового вожака, вряд ли у собак сохранятся прежние отношения с людьми. И хорошо, если они не станут врагами.
Вновь мелькнула было подлая мысль, что Стас сделал это нарочно. Но Михаил отогнал ее:
«У меня уже психоз. Вряд ли он – засланный. Но, может, дело в другом. Он носит в себе зло, и пес это почуял. Почему он кинулся? На меня бы он не напал никогда».
Михаил заскрипел зубами. И надо же ему так расклеиться. Нет, он должен обязательно встать на ноги, чтобы не пришлось больше отправлять наверх этого сомнительного типа. Пусть через силу, но завтра наверх пойдет он, тем более что эти двое даже не успели добыть еды. Но долго ли он еще протянет в таком режиме?
Наверное, с этого самого момента – с гибели верного пса, ужасной, случайной, нелепой – все и пошло прахом. Но тогда врач не знал, что смерть собаки – лишь начало странных и жутких событий, в результате которых их жизнь разрушится окончательно.
Они вышли на поверхность в полнолуние. Если бы он шел на охоту, он ни за что не стал бы выбирать такое время, когда мутанты словно с ума сходят. Но сегодня была особая ночь. И вряд ли твари могли им помешать.
Накануне он ясно услышал голос, объяснивший ему, что именно нужно сделать, чтобы все опять наладилось. И хотя сделать это было неизмеримо тяжело, но в том-то и заключался весь смысл. Нужно было принести большую жертву, только тогда оставалась надежда, что духи предков обратят на них свое благосклонное внимание.
Идущий рядом мальчик то и дело с непривычки спотыкался. Все-таки надо было почаще водить его на поверхность. Впрочем, какое это теперь имело значение?
В свете луны тускло блеснула внизу вода. Они пересекли мост. Вокруг вздымались поросшие кустами холмы, издалека долетал тоскливый вой. Ему подумалось – все опять, как сотни лет назад. Дикие холмы, дикие люди на холмах. В полутьме ворота выглядели зловеще, а полуразвалившиеся дома казались замком упыря, который только и ждет где-то внизу, под землей, своего часа. Он заметил поодаль двух деревянных истуканов, скаливших зубы. Или это только причудливая игра света на вкопанных в землю бревнах?
– Может, вернемся? – спросил мальчик дрогнувшим голосом.
– Сейчас-сейчас, – сказал он, – у нас тут еще небольшое дело. Ты подожди меня здесь, я мигом.
– Я хочу с тобой.
– Тебе нельзя со мной. Не бойся, я быстро.
И, не слушая возражений, торопливо пошел прочь. Тьма тут же поглотила его, и он еще услышал – или ему показалось – негромкий крик «Папа!». Потом – тишина. Сердце его колотилось в груди как бешеное. Но так было надо, так голос велел ему, иначе не спасти было остальных. И даже страх мальчика был необходим ему – тому, кто велел ему принести эту жертву. Он быстрыми шагами шел обратно, и уже на мосту ему вновь послышался крик – отчаянный, безнадежный. Но он усилием воли заставил себя идти дальше. Вот и бункер, он ввалился внутрь с колотящимся сердцем, стянул химзу, вошел. Перед ним стояла его жена и в упор глядела на него. И тут до него дошел весь ужас того, что он сделал. Он рухнул на колени, обхватил голову руками и застонал…
Михаил проснулся в холодном поту. Ну надо же, приснится же такое. Он еще секунду лежал, пытаясь унять колотящееся сердце, потом на всякий случай встал и пошел в спальню детей. Мальчики и девочки спали в одной комнате, за исключением Рустама с Наташкой.
Нет, все в порядке, вот же он, Максим. Разметался во сне, сопит. Тогда почему так истерично бьется сердце? Когда же прекратятся эти жуткие видения? Неужели им придется теперь глотать транквилизаторы, да и помогут ли они? Хорошо, что это был только сон. А вдруг – нет? Вдруг сон – это сейчас, а на самом деле его мальчик остался один там, во мраке, беззащитный? Михаил чувствовал, что потихоньку сходит с ума.
