– Я, Наташа, ушел потому, что понял, что не люблю ее.
– А меня ты любишь? – спросила она, склонив голову набок.
– Я тебе сказал об этом, как только переступил порог.
– Хочется верить, хотя временами ты ведешь себя как свинья.
«Какая запутанная синусоида! – в ночной темноте я поглаживал Наталью, ощущая то щемящее чувство нежности к ней, то, через секунду, откровенную неприязнь. – В учении старика Кусакина развитие синусоиды идет в одной плоскости, а наше пространство трехмерно. А что, если синусоида, идя вверх, делает в то же самое время поворот вбок? Тогда подъем синусоиды – это путь к счастью или ноль, топтание на месте? Рано помер старик Кусакин, ох как рано! Вживую он не все смог мне объяснить, а из его тетради всю глубину учения не познать, приходится самому додумывать некоторые моменты».
За две недели до нашей свадьбы Наталья приобрела свадебное платье. Надо же такому случиться, что именно в тот день на работе отмечали день рождения моего начальника. В самый разгар веселья Зоя Конопацких, сорокалетняя начальница отдела дознания, спьяну пошатнулась и оставила на вороте моей рубашки оттиск напомаженных губ.
– Что это? – сквозь зубы спросила утром Наталья. – Ты это специально?
Я попытался объяснить ей, что даже сильно пьяный не полезу к Зойке обниматься.
– Наташа, – сказал я, – не ищи грязи там, где ее нет! Я не вижу в этой помаде ничего катастрофического! Вспомни физику. Если помада у меня на рубашке, то это Зойка в меня ткнулась, а не я в нее. Наташа, я не придал этому пятну никакого значения и не пытался скрыть его. Хотел бы обмануть тебя – поменялся бы на работе с кем-нибудь рубашками или в форме бы пришел.
– Форму бы ты пьяный надевать не стал, а про обмен рубашками надо запомнить, – холодно произнесла она.
Всю неделю я увивался вокруг Натальи, как только мог. Я сто раз искренне попросил прощения, и она отошла, стала обсуждать со мной детали предстоящей свадьбы.
Везувий, как и две тысячи лет назад, взорвался неожиданно.
Была последняя суббота моей холостяцкой жизни. Приглашения гостям были разосланы, банкет в столовой заказан, белое свадебное платье дожидалось своего часа в шкафу. Мои родственники шныряли по магазинам в поисках подарков для новобрачных, родственники Натальи решили подарить что-то вскладчину.
В состоянии безмятежности и покоя я лежал на диване. Конфликт из-за рубашки был улажен, впереди меня ждали пьяные гости, неискренние слащавые тосты, крики «Горько!» и долгая семейная жизнь. Наталья мыла пол. Передвинув тазик с грязной водой к дивану, она выжала тряпку, выпрямилась, посмотрела на меня и как шарахнет тряпкой в воду! Брызги по всей квартире. Ничего не понимая, я вскочил с дивана.
– Наташа, ты чего? – воскликнул я в изумлении.
– Ничего не выйдет! – срываясь в истерику, выкрикнула она. – Свадьбы не будет. Собирайся и уматывай отсюда. Все кончено. Считай, что вторая попытка не удалась. Я не смогу с тобой жить. Ты витаешь в облаках, ты живешь в выдуманном мире, а мне на земле муж нужен. Андрей, посмотри на себя со стороны. Ты ведешь себя как школьник, который еще не решил, в кого из девочек в классе он влюблен. Ты мечешься, ты сам не знаешь, что тебе надо. Когда тебе плохо, ты приползаешь ко мне и просишь тебя пожалеть, а как только у тебя от задницы отлегло, ты зыркаешь по сторонам, выискиваешь, кому бы подарить свое трепещущее от любви сердце. Господи, как мне все это надоело! Синусоиды, звезды, старик Кусакин, ложка, плошка – какая дура это выдержит? Да я лучше в девках останусь, чем с тобой жить буду. Андрей, вопрос решен. Собирай свои вещи и уходи. Уматывай. Убирайся.
– А как же свадьба? – усмехнувшись, спросил я.
– Свадьба – это пьянка для гостей. Это условность, как ты любишь выражаться.
– Наташа, я, конечно же, уйду, но так, чисто теоретически, скажи, а что с нашим заявлением будет? Нам надо будет идти в ЗАГС и новое заявление писать?
– Ничего не надо. Тамаре Григорьевне скажу, она позвонит и отменит регистрацию.
– Ах, Тамара Григорьевна! Тогда да, тогда дело серьезное. Наташа, я за один раз все не унесу, позвони мне на работу, скажи, когда могу вернуться за остальными вещами.
Я покидал в сумку первые попавшиеся под руку вещи и, не попрощавшись, вышел из дома. Наталья осталась плакать в зале. Начавшееся бурное извержение вулкана закончилось медленно опускающимся на землю пеплом. Ни тебе взаимных проклятий, ни упреков, ни угроз, ни заверений в любви. Все было буднично и просто: она сказала «уходи», и я ушел.
Глава 14. Воспоминания под стук колес
Скорый поезд мчал меня в Омск, в город, объявленный адмиралом Колчаком столицей Российской империи. Адмирал хотел в Омске свергнуть советскую власть, но у него ничего не получилось, пришлось бежать в Иркутск. Тамошние комиссары схватили его и бросили в темницу.
Сидит адмирал в сырой камере, ждет расстрела и думает: «На кой черт я выделывался, зачем рубаху на груди рвал, если народ не подхватил моего почина? Был бы я умнее, погрузил бы царское золотишко на пароход да махнул в Америку! Сидел бы сейчас на берегу океана в окружении красивых женщин, покуривал сигару и философствовал на отвлеченные темы».
Мне ехать до Омска двенадцать часов, одну ночь. Общаться и знакомиться я ни с кем не собирался. Я лежал на верхней полке, размышлял о жизни. Мои соседи внизу спорили о политике. О чем же еще спорить во времена перестройки! Это раньше мужики трепались о бабах, о футболе, о работе и начальстве. Сейчас только политика. О чем хоть говорят? Я прислушался.
– Зря вы так, – утверждал приятный баритон. – Я был на первомайских торжествах и сам видел на лицах демонстрантов неподдельный энтузиазм. Если раньше, при Брежневе, на демонстрацию ходили водки за углом хлебнуть да «ура!» покричать, то нынче народ вышел на улицу продемонстрировать свою поддержку новому курсу правительства.
– Да, да, – согласился еще один невидимый собеседник. – Горбачев сумел всколыхнуть общество и вытащить народ из трясины застоя. Впереди нас ждут славные времена, великие свершения! Перестройка – это верный курс.
– Помнится, – возразил им сидящий у дверей скептик, – в истории уже был пример, когда пришел мессия и позвал народ за собой. Но у мессии, кроме слов, для толпы больше ничего не нашлось, и уже через неделю те же люди, которые встречали его пальмовыми ветвями, кричали на площади: «Распни его!» Такая же участь Горбачева ждет, если народ не накормит. Одной свободой слова сыт не будешь.
«Не дай бог, если среди них есть провокатор КГБ! Пора этот разговор переводить в другое русло».
– Мужики, – свесился я со своей полки, – отгадайте одну загадку: почему бочка весом в сорок килограммов – неподъемная тяжесть, а сорокакилограммовая девушка – это пушинка? Уловили мысль? Любой из вас девчонку весом сорок килограммов легко подхватит на руки и унесет куда угодно, а с бочкой такой номер не выйдет. Почему?
