Я ничего не стал отвечать ему и вышел из палаты.
На работе меня ждал коварный удар под дых.
– Завтра утром ты пойдешь в областное УВД на комсомольскую конференцию, – сообщил замполит.
– У меня на завтра отгул, подписанный Малышевым! – воспротивился я.
– Ничего не знаю! – отрезал замполит. – Списки участников конференции готовились месяц назад, тогда надо было думать про отгулы, а сейчас уже поздно.
– Можно, я пошлю на конференцию Далайханова?
– Нельзя. Списки именные, перед конференцией будет регистрация участников, так что никаких замен.
«Вот западло так западло! – возненавидев весь белый свет, подумал я. – У меня на завтра свидание назначено, а они какую-то идиотскую конференцию придумали! Провались он пропадом, этот комсомол».
Я пошел за помощью к Малышеву.
– Ничем не могу помочь! – ответил он. – Я в партийные дела не лезу и тебе не советую.
– Да это не партия, это комсомол, – вяло возразил я.
– Какая разница? Ленин – партия – комсомол! Коли тебе выпало наш отдел представлять, никуда не денешься. На субботу ничего не планируй – Комаров будет проводить итоговое совещание по люли.
Я встал, обреченно вздохнул.
– Раз в жизни попросил отгул – и пролетел!
– С бабой встречу намылил? – догадался Малышев. – Ничего, если умная женщина, поймет. Партия – она такая, она не тебе одному палки в личную жизнь вставляет!
Весь остаток дня я ходил как в воду опущенный. Отменить встречу с Колосовой я не мог, не пойти на конференцию тоже не мог. Я даже не мог оставить в дверях записку с извинениями – первый, кто пойдет по коридору, записку обязательно вытащит, прочитает и выбросит. Это же общага! Проходной двор!
Ночью я долго не мог уснуть. Образ прекрасной Татьяны бередил мне душу.
«Она самая красивая девушка на свете, – печально думал я. – Такой шанс завязать отношения, и такой облом! Проклятая конференция. Кто вообще придумал эти конференции и собрания, кому они нужны? Сгонят нас, как баранов, в актовый зал и заставят слушать очередного пустомелю: перестройка, гласность! Подавитесь вы, сволочи, своей гласностью, если ради нее у меня свидание пропадает».
Конференция, как я предвидел, прошла скучно до зевоты. Докладчик с трибуны сыпал лозунгами, в которые сам не верил, слушатели в зале потихоньку засыпали.
«Интересный факт, – отметил я про себя. – Все участники конференции в форменной одежде, но ни у одного нет комсомольского значка на груди. Спрашивается, нафиг нужна такая организация, члены которой не желают демонстрировать принадлежность к ней? Ведь ни у одного нет на груди значка с Лениным! Ни у одного! Всем жалко в кителе дырку колоть ради ВЛКСМ».
Придя на работу, я позвонил в адресное бюро, назвал пароль, узнал, где живет Колосова.
«Будь что будет!» – решил я и поехал к ней.
У дверей Татьяны я остановился, сосредоточился, одернул полы кителя.
«Если откроет муж, предъявлю ему удостоверение и скажу, что проверяю паспортный режим».
Дверь открыла Татьяна.
– Кого я вижу! – всплеснула она руками. – Ты, часом, не перепутал место и время встречи?
– Таня, – я шагнул в квартиру, – комсомол хотел нас разлучить. Меня на конференцию в областное УВД отправили, я никак не мог тебя предупредить. Прости, что так получилось.
– Да ладно! – смилостивилась она. – Так даже интереснее получилось. В первый раз в жизни я пришла на свидание, постояла у закрытой двери и пошла, как дурочка с переулочка. Ко мне в твоей общаге мужики клеились, заигрывали, к себе приглашали.
– Таня, – я порывисто обнял ее, – я убью всех, кто приставал к тебе. Муж когда придет?
– Муж придет вечером, но это ничего не значит. У меня настроение уже не то. Отложим мероприятие на потом. На следующей неделе у тебя срочных конференций не предвидится?
– Я готов встретиться с тобой в любое время в любом месте, но лучше у меня дома.
– Конечно, лучше, – засмеялась она, – я уже дорогу к тебе знаю, с соседями познакомилась.
Я потянулся поцеловать ее, но Колосова оттолкнула меня.
– Все, Андрей, иди. Я собралась домашними делами заняться, сейчас будет ни то ни се. Жди моего звонка. На той неделе у меня два окна: в среду или в пятницу мы сможем встретиться.
Я все-таки поцеловал ее и только потом вышел за дверь. Идя в райотдел, я ликовал:
«Пошла, пошла вверх синусоида! В субботу я дам расклад по делу Меркушина, и все, гора с плеч! Живи, Андрюха, наслаждайся жизнью! Татьяна – просто прелесть! Была бы она липкой женщиной, я бы не отказался».
В четверг днем позвонила Наталья. Я сидел за столом, подписывал бумаги и поначалу слушал ее впол-уха. Она рассказала, как была у Меркушина в больнице, какие пылкие объяснения в любви выслушала от него.
– Чем дело-то закончилось? – устав слушать, спросил я.
– Я сказала ему правду, и он выпал в осадок, – усмехнулась Наталья. – Когда я уходила, Меркушин был в прострации. Я добила его, Андрей. Он плюнул мне в душу, растоптал мое самолюбие и получил то, что хотел. Не обвиняй меня в жестокости. Для меня он не больной беззащитный человек, а мой враг. Он подлец и подонок. Я сделала все правильно и ни о чем никогда не пожалею.
– Что же такого ты ему сказала? – безразлично поинтересовался я.
– То же самое, что могу сказать тебе: «Я не знаю, кто из вас отец ребенка: ты или Меркушин».
– Но-но, Наташа! – грубым тоном ответил я. – Меня в свои дела вплетать не надо. Я к твоему ребенку отношения не имею. Тебе Меркушин муж, с ним и разбирайся.
Телефонная трубка злодейски рассмеялась:
– Ты до девяти считать умеешь? Посчитай в обратном порядке от конца июля, что получится? Не припомнишь, чем мы занимались перед моей свадьбой?
– Ты специально это сделала? – спросил я явную ерунду.
– Ненавязчиво получилось. Ты, Андрюша, волосы на голове не рви, не переживай. Родится голубоглазый ребенок, я на тебя на алименты подавать не стану. С Меркушиным у меня все кончено, а ты мне как муж не подходишь. Я сама воспитаю ребенка, без твоего участия. Пока, дорогой! Меня в городе не ищи, я к маме погостить поеду.
В трубке раздались долгие гудки отбоя. Я тупо посмотрел на телефон, набрал ее номер. Ответа не было. Наталья не желала больше со мной разговаривать.
«Фигня какая-то, – подумал я. – Меркушинский это ребенок, я тут ни при чем».
Сам того не желая, я взял календарь, посчитал дни. Все совпадало.
«Мы не предохранялись в тот день, – вспомнил я. – Наташка сказала: «Не беспокойся, я не школьница, умею цикл высчитывать». Посчитала, ничего не скажешь!»
Движимый каким-то непонятным порывом, я сходил в соседний двор, посмотрел, как играют дети в песочнице, и чуть не завыл от отчаяния.
