Негромко, но неумолимо прозвучали три сигнала.
— Итак, слушайте ответ! Жена учредителя знаменитой премии сбежала от него с любовником-математиком, и из мести Нобель не стал учреждать награду для гениев математики.
Такого рода истории приводили моего деда в восторг.
— Ты слышишь, Баста? Ох уж эти умники! Со смеху помрешь!
Он наклонился к приемнику, с любопытством прислушался и нахмурил брови.
— Тихо! — велел он.
— Но я ничего не сказал, это ты…
— Тихо, тебе говорю! Черт! Ты слышал?
Я слышал. Через несколько дней передачу собирались записывать неподалеку от нас. Мне эта новость доставила такое же удовольствие, как Наполеону. Ведущий продолжал расписывать несравненные красоты нашего города:
— Ах, там чудесный лес, старинный замок и… э-э… потрясающий спортивный комплекс!
— Это должно было случиться! — воскликнул дед. — Долго же они к нам собирались!
Он выключил приемник, поставил локти на колени и положил подбородок на сложенные ковшиком ладони. По лицу было видно, что его мысли витают где-то далеко.
Внезапно он поманил меня к себе и тихонько сказал:
— Ты знаешь, одна вещь не дает мне покоя.
— Да? А что?
— Я вот думаю: Этот действительно счастлив? Он ведь мотается без передышки из города в город, не может спокойно посидеть хоть пять минут и все время тарабанит свои вопросы — разве это жизнь?
— Может, ему нравится задавать вопросы?
— Мне бы, например, осточертело, — заявил дед. — Уверен, он этим тоже давно уже сыт по горло. Ну что ж, немного армрестлинга, и мы в полном порядке!
Крепкий захват. Расслабленные мышцы. Напряженное лицо — для вида. Моя рука, описывающая дугу. Что тут поделать? Он непобедим.
— Раз-два — и готово, — заявил Наполеон. — Может, ты и одолеешь меня, но не так скоро.
Он поднялся и стал рассматривать картинку, наспех вырезанную из журнала и прикрепленную к холодильнику двумя магнитами.
— Красиво там, в Венеции, вода, гондолы, всякие штуки…
Глава 8
Несколько дней спустя я застал Наполеона в ванной: он мыл Басту, а тот, весь в пене, послушно терпел.
— Дед, ты моешь собаку?
— Надо же, какой ты наблюдательный! Просто потрясающе!
— Ты ее моешь жидкостью для посуды?
— Очень хорошо получается. Чувствуешь этот запах? Приморская сосна. Вообще-то я уже закончил.
Баста выпрыгнул из ванны и мигом испарился, оставив за собой пенный след.
— Будем продолжать ремонт? — поинтересовался я.
Наполеон не торопясь вытер руки, потом ответил:
— Сделаем небольшой перерыв. Нужно подготовиться.
— Хорошо, — согласился я, несколько секунд подумал и спросил: — Подготовиться к чему?
— К важному событию. К великому делу. Историческому.
И он трижды стукнул кулаком по столу. Как в театре.
* * *
— Не может не получиться! Коко, я все рассчитал до мелочей. У нас впереди целые выходные. Вы с Бастой мне поможете.
— Дедушка, мне хотелось бы кое-что уточнить.
— Конечно, спрашивай. Нужно приступать к делу, имея о нем ясное представление.
— Зачем тебе похищать Этого?
В том-то и заключалось его великое дело — похитить ведущего. Перед самым приездом в спорткомплекс.
— Зачем? Сам подумай, Коко. Потому что его необходимо освободить. Да-да, не смотри на меня так. Освободить его от этой нудной работенки, от всех этих вопросов, которые ему приходится задавать. Нужно вытащить его из тюрьмы! Пусть поживет по-человечески.
Я был потрясен. Дед умел так заманчиво все представить!
— Но он ведь может не согласиться, — засомневался я.
— Он наверняка не согласится, иначе зачем его похищать? Но потом он скажет нам спасибо.
— Ну, раз ты так считаешь…
Маршрут, порядок действий, снаряжение, тактика — все было рассчитано, абсолютно все.
Ювелирная работа, в которой Басте отводилась ключевая роль.
Дед расхаживал взад и вперед по гостиной между тазиками и банками с краской, как будто по сцене. Полный воодушевления, он уже верил в успех.
— Мы останавливаем его машину, он выходит, и тут — раз-два! — мы его хватаем и увозим. Несколько секунд — и нас уже след простыл.
— Куда мы его денем?
— Засунем в багажник моего “пежо”.
Да, такой вместительный багажник когда-то должен был пригодиться. Но без подготовки такое не проделаешь, неплохо бы потренироваться.
— Ну вот, Коко, завтра и начнем.
Он провел сомкнутыми пальцами по губам, как бы закрывая рот на молнию.
— Держи язык за зубами. Иначе все испортишь.
* * *
Да, конечно, я крепко-накрепко закрыл рот. Завязал его и сделал узелки, как на куске мяса для жаркого, которое по воскресеньям покупала мама и которое опутывали шпагатом так, словно боялись, что оно убежит. По официальной версии, я ходил к деду помогать с ремонтом, а вечером, когда родители спрашивали, как продвигается работа, я давал уклончивые ответы, щедро сдабривая их всякими “шпаклевками”, “грунтовками”, “затирками”, “высокопрочными стеклообоями” и “обойным клеем”. Показывал ладони, которые Наполеон мазал мне краской перед уходом. Было немного стыдно врать, но Наполеон придавал своему великому делу такое значение, что я не мог его предать.
На самом деле было так: Наполеон привозил меня на старую буксирную тропу неподалеку от города, на берегу канала, где стояло на приколе несколько барж, большей частью заброшенных. Согласно твердому убеждению деда, машина ведущего обязательно поедет по шоссе, которое пересекается с дорогой, где мы спрячем машину.
— Он прибудет с юга, — сообщил Наполеон, — и направится на север, в сторону спорткомплекса. С какого перепуга ему искать другую дорогу?
Вот до чего я любил своего деда. На споры времени не было. На подготовку осталось всего три дня.
— Я все предусмотрел. До мельчайших деталей.
Он покопался в пакете с кормом, хлопнул в ладоши, топнул ногой, рассыпал комочки корма вдоль дороги до того места, где Басте предстояло упасть и притвориться мертвым.
— Немного кетчупа — и порядок, — объяснил Наполеон. — Этот обязательно выйдет из машины.
— Ты уверен?
— Конечно. Однажды он сказал, что у него была собака. И что он обожает собак.
Действительно, причина веская. Наполеон понимал, что я колеблюсь.
