Они тихо пошли к калитке, та оказалась не запертой. На участок – по дорожке среди кустов к дому, на крыльцо…
– Замок взломан. – Миронов осторожно потянул дверь на себя, после того как ощупал замок. – Катя, держитесь позади меня. Все. Входим. Осторожно. Он там, внутри.
Дверь заскрипела.
Они вошли на темную террасу. И замерли, прислушиваясь. Катя никогда не была в доме Афии и сейчас споткнулась сразу о…
В тусклом свете осенней луны, показавшейся из-за туч и заглянувшей в окно террасы, они увидели полный разгром – вещи валялись по полу, все было разбросано, раскидано, словно здесь, на террасе, что-то лихорадочно искали.
Наверху на втором этаже послышался какой-то звук.
Миронов указал на лестницу наверх. Выставил пистолет и начал подниматься. Катя… ни жива ни мертва ползла следом за ним по ступенькам. Ей так хотелось включить свет в этом чертовом доме, где смерть, магия, колдовство, жестокость и еще что-то… да, еще что-то свили свое гнездо после гибели хозяйки…
Так ей мерещилось в тот момент…
На ступеньке она снова обо что-то споткнулась и едва не грохнулась, но судорожно вцепилась в перила. И тот, кто был наверху, услышал шум.
Свет! Яркий свет фонаря ударил им прямо в лицо!
И Миронов выстрелил! Навскидку в это яркое пятно света.
Приглушенный вопль!
Миронов, как тигр, прыгнул на три ступеньки вверх.
– Полиция! Стоять на месте!
Звон разбитого стекла.
Тот, кто был там, наверху, погасил фонарь и выбил стекло, но не прыгнул со второго этажа, мечась, как в ловушке, в спальне Афии. Миронов настиг его, сбил на пол и…
Фонарь отлетел на середину комнаты. Катя бросилась к нему, схватила, включила.
Кто-то истошно истерически визжал. И это был женский яростный визг.
– Журавлева! – орал Миронов. – Полина Журавлева! Ты что здесь забыла, в ее доме! Отвечай!
Подруга… верная подруга, о которой они все успели как-то позабыть в эти дни…
Женщина билась и хрипела, пытаясь вырваться из рук Миронова. Ударила его и едва не выбила пистолет. Катя направила свет фонаря на дерущихся на полу. Темный плащ… мокрый от дождя… черные шнурованные ботинки… темные всклокоченные волосы…
– Это не Журавлева!
Катя подскочила и схватила женщину за волосы, поворачивая ее голову к фонарю. Миронов с силой притиснул ее всем своим весом к полу.
Перед ними была Серафима Крыжовникова.
– Вы?!
– Отпустите меня!
На щеке Серафимы – кровавая ссадина. Катя содрогнулась – это же след от пули, Миронов выстрелил на свет и так точно, что едва не попал ей в голову. Чуть-чуть не хватило, а то бы…
– Вставайте, Серафима, – сказала Катя. – Что вы здесь делаете, в доме у Афии?
Серафима завозилась на полу. Миронов отпустил ее. Она повернулась, встав на четвереньки. Миронов держал ее под прицелом.
– Черный дождевик. Мокрый, – констатировал он. – За что ты хотела ее убить?
Серафима поднялась. Она закрыла лицо рукой от направленного на нее света фонаря, который Катя держала в руке.
– Глазам больно, погасите.
Катя чуть отвела фонарь.
– За что вы ее хотели убить? – повторил Миронов.
– Я никого не убивала! Я же уже сказала вам, я не убивала Афию!
– Не ее, о ней речь позже. Несколько часов назад, там, на дороге у автобусной остановки!
– Какая еще автобусная остановка?
– На шоссе. Ее домработница!
– Вы что, ненормальный? Вы в меня стреляли!
– А вы пытались совершить убийство.
– Да не убивала я никого! Какая еще домработница?! Что вы хотите на меня повесить? – Куратор музея уже кричала истерически.
– Сюда вы зачем забрались? Зачем взломали замок на двери? Что искали? – спросила Катя.
Она все пыталась сосредоточиться и понять, Серафиму ли она видела возле остановки в пелене дождя. Высокая… сильная… ловкая… черный плащ – дождевик, она всегда в черном… Она ли это была?
– Я хотела посмотреть… просто поискать… найти…
– Что найти? – Катя снова направила фонарь ей в лицо. И все-таки это, кажется, она… Ее истерика сейчас притворная. Она просто лихорадочно ищет выход, потому что они поймали ее… пусть и не с поличным, но поймали…
— Она же была здесь перед смертью, это последнее место, где она была. Афия… Здесь, на даче. Я искала в музее… но там ничего нет. Вы, полиция шарили в ее компьютере, но вы же не понимаете, вам не дано. Вы не нашли этого. Тогда я попыталась найти это сама.
– Что? Что найти?
– Тайну. – Серафима понизила голос до шепота.
– Какую тайну? – вмешался Миронов. – Прекратите говорить загадками.
– А я не скажу вам. – Она вдруг зло усмехнулась. – Вы что о себе возомнили? Тупые, недалекие менты… Вы что о себе возомнили, а? Я подам на вас жалобу. Я подниму на ноги весь музей, всю общественность!
– Мы вас поймали в чужом доме, который вы взломали, как вор. – Катя светила ей прямо в лицо. – Вы пытались скрыться. Вы здесь что-то искали и хотели что-то украсть. А четыре часа назад вы толкнули под машину домработницу Афии на автобусной остановке. Чтобы она не рассказала то, что ей известно! Ту самую тайну?
– Я не толкала никого под машину! – закричала Серафима. – Да вы что? Вы на самом деле хотите обвинить меня в убийствах?
– В вашем случае обвинение обосновано, Серафима.
– Нет, нет… ну, послушайте меня, ну, извините, я нагрубила вам сейчас. Я извиняюсь. Да, я проникла сюда в ее дом. Но это ради науки! Это только ради науки, ради музея!
– Расскажите правду, – потребовал Миронов.
– Я хотела найти ее записи. Ее заметки… Переводы… она же нашла переводчицу со всех этих редких языков. Это же не просто так, поймите! И она не на компьютере, не на планшете это делала. Она писала от руки… это как сочинять стихи… писала свои заметки – в тетрадь, в блокнот, я ищу это. Переводы, ее записи.
– О чем?
– О том, что она отрицала вслух. – Серафима опустила голову, устав от бьющего в глаза света. – Над чем она потешалась так фальшиво. О чем она лгала нам всем в музее. Эти экспонаты… они… они же полны тайн.
– Двойственность? – спросила Катя. – Вы говорили это нам. Предмет культуры и предмет культа. Культа джу-джу, да?
– Афия всегда уходила от этих тем. Я пыталась с ней по-хорошему, как коллега, как бывшая подруга. Но она всегда ускользала, как лисица, и еще смеялась надо мной. Она хотела все это лишь для себя одной. Она жаждала тайны не меньше, чем я. Но она мастерски скрывала свою страсть к таким вещам.
