Олли попыталась представить себе маму: вот она, ещё девочка, стоит на этом же самом месте. Её маленькие руки складывают лист пополам, загибают уголки — и выпускают в небо самолёт, и он летит прямо в центр поля. Смеялась ли она так же от радости? Вприпрыжку ли бежала сюда, как сама Олли?
Трудно было представить маму девочкой.
Трудно было вообще её представить.
Фотография
Вечером Олли лежала в постели. Фредди боролся со старым носком: подбрасывал его в воздух, а затем, громко рыча, падал на спину и ловил его.
На тумбочке рядом с лампой стояла фотография. Олли взяла её в руки.
На фотографии были родители.
Вместе.
Папа одной рукой обнимал маму за плечи, а другую держал в кармане джинсов. Он широко улыбался. Олли давно уже не видела папиной улыбки.
На маме была белая шляпа, которую трепал ветер, — казалось, в следующую секунду шляпа улетит прочь. Мама не смотрела в объектив. Она смотрела на папу — так, словно на целом свете не существовало для неё ничего важнее, словно у них с папой на двоих был океан секретов, о которых больше не знал никто.
Через год после того, как была сделана эта фотография, родилась Олли. А ещё через год мамы не стало.
Олли положила фотографию себе на грудь и подумала, как выглядел бы папа, если бы его сфотографировали сегодня. Ни улыбки, ни океана секретов. Только слон, который обязательно влез бы в кадр.
Девочка смахнула слезу и взглянула на Фредди. Пёс лежал у неё в ногах, вытянув морду и зарыв её в одеяло. И тихонько ворчал — как всегда, когда Олли становилось грустно.
Под кроватью
Тук-тук.
— Как ты? — послышался из-за двери дедушкин голос.
Дедушка зашёл в комнату. Фредди юркнул под кровать. Дедушка сразу заметил фотографию в руке у Олли.
— Хочешь поболтать? — предложил он.
Олли кивнула.
— Расскажи, что было сегодня в школе, — попросил дедушка.
И Олли рассказала, что ей нужно найти какую-нибудь старую и чудесную вещь, чтобы принести её в класс.
— Я хочу всем показать свой велосипед, — объяснила она.
— А-а, — произнёс дедушка.
Он медленно кивнул. Олли знала, что ему этот велосипед тоже дорог.
— На нём когда-то ездила твоя мама, — заметил дедушка. — Он такой красивый.
— Ага, — согласилась Олли, комкая край одеяла. — Только папа всё никак его не починит. Он просто отнёс его в мастерскую, и всё.
— Что ж, — ответил дедушка, и глаза у него заблестели, — у меня есть ещё одна старинная вещь. Может, тебе понравится.
Пишущая машинка
Она стояла на грубо ошкуренном деревянном столе, в комнате у входа в дом, которую все почему-то называли верандой. Она была чёрная, с веснушками ржавчины. На металлических рычажках сидели маленькие блестящие клавиши, круглые, будто кукольные блюдца. Нажимаешь на клавишу — и выскакивает крошечный металлический молоточек, бьёт по ленте с чернилами, и на бумаге отпечатывается буква. Начинается весёлый механический перестук, а время от времени — это нравилось Олли больше всего — машинка звякает, предупреждая о том, что строка подбирается к краю листа.
«Дзинь! — говорит машинка. — Осталось совсем мало места!»
Олли знала, что машинка была у дедушки почти всю его жизнь. Но оказалось, она знала про неё ещё не всё.
— Она помогала мне быть ближе к твоей маме, — сказал дедушка, и взгляд его затуманился.
— Как это? — не поняла Олли.
— Твоя мама любила поэзию. Когда она выросла и стала жить отдельно, я перепечатывал её любимые стихи и посылал ей по почте. Можно было, конечно, просто подарить целый сборник, но это совсем не то. Когда твоя мама видела напечатанные стихи, то понимала, что я их прочёл и сам напечатал, как если бы я их и сочинил. Это была наша тайна.
Олли провела пальцами по клавишам и заметила, как дедушка потихоньку промокнул глаза носовым платком. Она вскарабкалась ему на колени и обняла так крепко, на сколько хватило сил.
Ужин
За ужином папа и слон сидели напротив Олли. В голове у девочки крутились слова, сказанные Артуром. «Чтобы твой папа починил велосипед, надо сначала починить твоего папу». Вот только с чего начать? Всё, что она могла придумать, — это рассказать папе о старых и чудесных вещах и объяснить, почему ей очень-очень нужна помощь с велосипедом.
— Сколько ты сегодня починил машин? — спросила Олли.
Папа медленно жевал.
— Всего одну, — наконец ответил он, — с половиной.
И снова принялся жевать.
Олли попробовала разговорить его ещё раз.
— Сегодня мисс Марч показывала нам велосипед, — начала она.
На этот раз папа поднял взгляд от тарелки.
— Старый-престарый, — добавила Олли. — Весь ржавый, облезлый такой, но всё равно красивый.
Папа кивнул, опустил глаза и продолжил жевать.
Ещё одна попытка.
— Нам в школе задали принести что-нибудь старое и чудесное, — опять начала Олли.
Она посмотрела на дедушку. Дедушка поднял брови и кивнул — мол, давай дальше.
— Я хочу привезти в школу мой велосипед. Старый, мамин.
Папа положил вилку на тарелку.
— Ты его ещё не починил? — уточнила Олли.
Папа подпёр подбородок кулаком и посмотрел на дочь.
Она ждала от него каких-нибудь слов. Ждала, что он скажет что-нибудь о велосипеде, о том, какой формы у него рама, какого цвета сиденье.
Она ждала, что он посмотрит на неё так, словно у них на двоих есть много-премного секретов — пусть не океан, но хотя бы ручей.
Она ждала, что грязно-серый слон сконфузится, на прощание приподнимет шляпу, выйдет за дверь и растает в ночи.
