– Я здесь в самом деле пятое колесо в телеге, – повторила она выражение Валентины.
– Пятое колесо в телеге?
– Да. Сколько времени уже ты водишь меня за нос! – Хор одиноких матерей, социологов и подруг подсказывал ей: «Давай! Выложи ему все как есть!» Луиза так и сделала. – Тебе на меня наплевать, ты мне лжешь, ты никогда не выполняешь своих обещаний.
Ей самой стало страшно от того, что она наговорила, она видела, как искажается болью лицо Спасителя, и все-таки продолжала:
– Я не могу тебе верить и хочу снова стать свободной.
Сказала, и в воздухе повисла оглушительная тишина. Нарушил ее Спаситель.
– Ладно, – просто сказал он. И не стал ни защищаться, ни оправдываться, ни даже извиняться. – Нам обоим надо подумать.
– НЕТ! Это тебе надо подумать, – отрезала Луиза. – Я точно знаю, чего хочу. А ты – нет.
– Ну хорошо. – Он говорил спокойно, даже как-то небрежно. Хотя на самом деле был глубоко потрясен. До тех пор он и не сознавал, как сильно любит Луизу. – Что ты собираешься делать?
– Спать, – ответила она. – А завтра утром пойду домой.
– И Поля заберешь?
– Поль, если ты, конечно, не возражаешь, останется на воскресенье, а вечером ты мне его привезешь.
Тут голос у нее дрогнул, выдавая внутренний надрыв.
– Стоит ли так себя мучить, – сказал Спаситель и снова приобнял ее, согревая холодное плечо. – Простудишься. Пойдем в спальню.
Она сжалась и ничего не ответила. Спасителю пришло на ум высказывание Талейрана, которое он любил цитировать пациентам: «Есть только один способ сказать “да” – это вслух сказать “да”. Всё остальное означает “нет”». Значит, нет.
В семь утра Луиза скинула одеяло, под которым спала, свернувшись в комочек, и быстро, чтобы не столкнуться ни со Спасителем, ни с детьми, ушла через сад. Дома, на улице Гренье-а-Сель, она приняла душ и побрела на кухню. Поискала – съестного ни крошки. И в доме пусто – ни одной живой души. Ей вдруг ясно представилось воскресное утро на улице Мюрлен: споры, кому какие хлопья; разгуливающие по столу хомячки; полусонный, несмотря на три чашки кофе, Спаситель в своей толстовке; Габен, вставляющий в беседу кстати и некстати «класс»; пропахший табаком Жово… И она разрыдалась.
– Кто там?
Луиза вздрогнула – кто-то позвонил в дверь. Может, Спаситель? Пришел за ней… С предложением – почему бы и нет? – пожениться… Хэппи-энд, kiss the bride
[43], новобрачных обсыпают рисом при выходе из церкви.
– Нану?
На пороге стояла ее бывшая свекровь, торжественно потрясая пакетом из булочной.
– Круассанчики, дорогая! Надеюсь, я не слишком рано? Я была тут неподалеку и подумала – дай зайду! Дверь подъезда открыл один приятный господин… Да что с тобой? Ты плакала?
– Нет, – сказала Луиза и снова залилась слезами.
Пара круассанов – и Нану знала всё.
– Порвать с Омаром Си? Да ты в своем уме?! – ужаснулась она.
– Как, неужели ты меня не понимаешь? – удивилась Луиза.
– Ничего я не понимаю. Что тебе сделал бедный парень?
– Во-первых, он все время занят.
– По-твоему, лучше, если б он был безработным?
– Нет, но не обязательно отдавать себя на растерзание пациентам… И вообще всем подряд.
– Но, милая моя, он же мартиниканец. Щедрое сердце, двери нараспашку, вечный праздник…
– Да-да, но ему не до брака.
– А тебе что, так уж нужно называться мадам Сент-Ив?
– Мне нужно чувствовать, что меня любят. Может, я слишком старомодна. Или, не знаю, слишком романтична.
Нану пожала плечами:
– Скажу тебе простую истину: стоит прекрасному принцу влезть в домашние тапочки, и готово – он ждет, чтоб ты бегала по магазинам и стояла у плиты. Ничего романтичного. Бери от жизни все приятное, а грязную посуду предоставь другим.
Луиза слушала, широко раскрыв глаза, эту немолодую, дерзкую, раскованную женщину. Права она или нет? Как бы то ни было, но поднять настроение она умеет.
Звякнул Луизин мобильник.
– Это он, – предрекла Нану.
И точно, пришло сообщение от Спасителя. Луиза улыбнулась.
– Ну, что он пишет?
Луиза прочитала вслух:
– «Нам всем без тебя грустно. Приходи на блины».
– Не спеши написать в ответ какую-нибудь глупость, – предостерегла ее Нану. – Сначала подумай.
Думать Луиза не стала, быстро набрала сообщение и показала экранчик Нану.
Мне огненные с ромом! Люблю тебя.
– Другое дело! – одобрила Нану. – Вот это романтично.
Пятница, 25 декабря 2015 года
На рождественские каникулы Майлис поехала с родителями не в Исландию, а поближе – в Нормандию, в Больбек, к бабушке с дедушкой.
Мадам Дюмейе, сама себе удивляясь, два дня подряд возила внука Дамьена в Диснейленд.
Сестры Карре отпраздновали Рождество у матери, Новый год – у ее родителей, а ехать к отцу отказались, хоть он и грозил им полицией.
Мадлон улетела на Мартинику.
Кермартена на праздник выпустили из больницы.
Мадам Пупар гостила у сестры в Аркашоне.
Гонсалесы не признавали никаких каникул.
Жанно пригласил Райю в гости на целый день. Он почти перестал заикаться, с тех пор как наловчился, под руководством психолога, разговаривать в ритме рэпа.
Камиль Кюипенс с первого января ложился в клинику лечиться от алкоголизма. А пока, в последние деньки, пил еще хлеще, так что однажды даже свалился на улице. Элла спросила Спасителя, верит ли он в Бога. Ей хотелось помолиться за отца.
У Сент-Ивов 23 декабря нарядили шарами и гирляндами фикус на веранде.
– В детстве у меня никогда не было елки, – оправдывался Спаситель.
– И младенца Иисуса тоже, – посочувствовал Габен.
– Что еще за младенец Иисус? – спросил Лазарь.
Жово укоризненно сказал Спасителю, что его сын «видать, совсем темный», а сам он столько в жизни накуролесил, что младенец Иисус, если он в самом деле существует, вряд ли его похвалит.
– И Санта-Клаус тоже, – прибавил Габен. – Так что забудь о подарках.
Лазарь всем рассказал, что Поль пойдет в полночь на службу в церковь.
– Это вроде бы очень долго, но там красиво поют… А правда, Поль говорит, что Иисусу пробили руки и ноги гвоздями?
Спасителю стало стыдно за невежество сына. Верно сказал Жово – в этом смысле Лазарь был «совсем темный».
