В конце концов короткое противоборство закончилось для Мишель поражением. Опустошенная, она прикрыла глаза и позволила Галену себя обнять. Не отшатнулась, когда он прижался к ее виску губами, после чего, как куклу, усадил в кресло.
– Ты сопротивляешься…
Она больше не видела его лица. Окружающая обстановка – наслаивающиеся друг на друга пятна света. И острый запах гнили, от которого еще больше кружится голова.
Так пахнут демоны или убийцы.
Мишель и сама не поняла, откуда взялось это сравнение. Оно затерялось среди других мыслей, потонуло в вязком болоте, в которое стараниями Галена превратилось ее сознание.
– Забавно. Флоранс я могу внушить что угодно. А тебе… Упрямая девочка. – Гален, лаская, дотронулся до ее щеки подушечками пальцев и сказал вкрадчиво: – Но так даже интереснее. Тем слаще будет победа…
Он еще что-то шептал, перемежая бессвязные фразы с поцелуями, которые не хуже пламени обжигали ей лицо, шею, плечи, но не доставляли ни радости, ни удовольствия.
От прикосновений рук, крепко сжимавших ее за талию, жадно мявших ей бедра, Мишель хотелось вопить. Но вместо криков с губ срывались лишь слабые стоны, еще больше распалявшие охотника.
Она уже готова была умолять его остановиться, когда под сводами библиотеки раздалось оглушительное:
– Это же омерзительно!
Мишель и подумать не могла, что когда-нибудь так обрадуется появлению Катрины.
– Со своими шлюхами, будь добр, уединяйся в спальне! А здесь библиотека!
В какой-то момент Мишель почувствовала, что пальцы Донегана больше не блуждают по ее телу, стремясь коснуться ее везде, где только можно, и он не кусает ей губы, сминая их в бесстыдном поцелуе.
– Пожалуй, я немного увлекся, – без тени сожаления, скорее с насмешкой, отозвался Гален и распорядился: – Побудь пока здесь, Катрина. И как только наша гостья придет в себя, отведи ее в комнату. Будет лучше, если сегодня Мишель поужинает одна.
Раздался шелест юбок, а следом гнетущую тишину нарушил негодующий возглас мисс Донеган:
– Она под внушением? Демоны, Гален! Да что с тобой происходит?! Ты не то одержим ею, не то совсем умом тронулся!
– Дорогая, хватит кусаться и брызгать ядом. Я и так за последние пару дней уже достаточно им насладился. – Приблизившись к зеркалу, слабо поблескивавшему над камином, Гален повязал черный галстук, оправил рубашку, улыбнулся своему отражению и любовно пригладил волосы. Стянув со спинки кресла сюртук, весело добавил, обращаясь к исходящей бессильной злостью сестре: – Я сегодня ужинаю у Беланже. Уделяя внимание одной сестре, не стоит забывать о другой.
Катрина что-то неразборчиво проворчала, но образумить брата было ей не по силам. Мужчины в их семье отличались необузданным темпераментом. Сумасшедшие, отчаянные.
Дикие.
Хищники, которые, казалось, появлялись на свет только лишь для того, чтобы потакать своим прихотям и утолять свои низменные желания. А женщинам… Женщинам в их семье оставалось нести на хрупких плечах бремя проклятия.
И пусть ни она, ни Аэлин не были убийцами, порой Катрина ловила себя на мысли, что за глоток свободы с радостью отняла бы чью-то жизнь, как это были вынуждены делать ее отец с братьями. За возможность хотя бы одним глазком увидеть окружающий мир.
Но ее миром был Блэкстоун.
И она ненавидела этот мир.
Мишель открыла глаза. За окном шумели деревья. Старый дуб, раскинувший узловатые ветви перед окнами гостевой комнаты, не переставая царапал ставни, и в его густой темной зелени раздавалось монотонное уханье филина.
Первые мгновения, пока разум еще не покинуло вязкое марево сна, Мишель бездумно разглядывала лепные узоры, пузырившиеся на гладкой поверхности потолка. Но постепенно образы недавнего прошлого стали заполнять сознание. Она резко села на постели, едва не закричав от опалившего сердце гнева.
Хотя гневом это полыхавшее в груди чувство едва ли можно было назвать. Скорее ей овладело дикое, безудержное исступление. Подвластная ему, Мишель резко подскочила и бросилась к двери.
Совсем не удивилась, обнаружив ту запертой. Только еще больше разозлилась. Принялась толкать створку, остервенело дергать за ручку, даже в сердцах ударила по деревянной преграде ногой. Приходилось признать: двери в Блэкстоуне были сделаны на совесть. Мишель заскрежетала зубами, чувствуя, что еще немного, и взорвется от переполнявших ее эмоций. Ярость, обида, злость искали выход и, не находя, кружили ей голову, сводили с ума.
У Мишель возникло непреодолимое желание что-нибудь расколотить. Фаянсовый кувшин, например, что стоял на туалетном столике. Или вон ту вазу на каминной полке, в которой желтели срезанные утром полевые цветы.
Лишь чудом справилась с искушением, строго наказав самой себе:
– Даже не думай! Разбудив этого мерзавца, сделаешь только хуже.
Распахнув ставни, Мишель окунулась в синюю, полную запахов и звуков ночь. Разочарованно поджала губы – вариант с прыжком приходилось отмести сразу. Она, конечно, мечтает исчезнуть из этого проклятого места. Но только сбежать домой, а не отправиться в лучший мир.
Растущая луна, еще не полная, но уже имевшая округлые очертания, светила высоко в небе в мутном дымчатом ореоле. Серебрила кроны деревьев, зелеными арками смыкавшимися над подъездной аллеей.
Мишель принялась теребить прядь волос, сосредоточенно размышляя. Перелезть через ворота ей труда не составит. А вот спуститься по дереву, уповая на свою гибкость и удачу, было рискованно. Еще рискованнее бежать через лес, через болота в Лафлер. Настоящее безумство! От одной только мысли оказаться глубокой ночью в глухой чаще на нее волна за волной накатывала паника. Но еще большим безумием было бы оставаться здесь и сидеть сложа руки. Превратиться в игрушку, в рабыню для Донегана. Ведь как раз эту позорную участь он для нее и уготовил.
Почувствовав, как снова внутри все вскипает от гнева, Мишель тряхнула головой. Нет, она не будет играть по его гнусным правилам! Сегодня же распрощается с Блэкстоуном! А потом сделает все возможное и невозможное, чтобы расторгнуть помолвку негодяя и ее сестры.
Если раньше Мишель мечтала об этом ради себя, то теперь у нее появился куда более веский повод, нежели собственная влюбленность.
«Нечего делать Флоранс замужем за Донеганом! – решила она. – Да еще и в этом жутком, мрачном поместье».
Найдет себе жениха получше.
И она, Мишель, тоже найдет. Потом. Когда сбежит отсюда и успокоится. И боль, дурацкая, не желавшая никак стихать боль перестанет точить ей сердце.
– И почему я не обратила внимания на слова Мари Лафо? – ворчала она, подвязывая длинную пышную юбку, чтобы не мешала спускаться по дереву. – Ведь действительно же животное… Уф! Так бы и повыдергивала ему клыки. И руки бы поотрывала, чтобы больше не смел до меня дотрагиваться!
