Мишель вывела первое слово – приветствие родителям. Не хотела, но голова противно гудела, словно заржавевший колокол в церковной башне. Как вчера в библиотеке, когда на несколько ужасных мгновений она действительно стала марионеткой, пластилиновой куклой в руках Галена и ничего не могла с этим поделать.
Письмо, адресованное чете Беланже, было написано ее рукой, но ни одна из отпечатавшихся на бумаге фраз не принадлежала ей.
«Как же так! – в панике думала Мишель, ставя широкий росчерк под посланием, полным ложных заверений в том, что все у нее расчудесно, тетя с дядей обрадовались ее приезду и теперь с удовольствием пестуют свою любимую племянницу. Пальцы дрогнули, последнюю букву имени скрыла чернильная клякса, траурным цветком распустившаяся на бумаге. – Я что же, никому и никогда не смогу рассказать о Мари Лафо? О том, что ведьма заколдовала Галена, а страдаю я? Подстраховалась гадина!»
Мишель готова была проклинать подлую колдунью. Посылать на ее голову самые страшные кары. Вслух, крича во все горло. Чтобы все узнали о том, что сотворила с ней ненавистная чародейка!
Однако сколько ни пыталась, не сумела выдавить из себя даже ее имя. Даже намек на то, что в Лафлере в жестяной коробке в спальне под половицей хранится вольт, пронзенный заколдованной иголкой.
– Хорошая девочка. – Гален небрежно потрепал пленницу по щеке. Дождавшись, когда высохнут чернила, забрал листок, спрятав его в нагрудном кармане жилета. – Будешь завтракать с нами? Или продолжишь сидеть тут и дуться?
Первым порывом Мишель было выплюнуть в лицо садиста одно из тех самых проклятий, что не получилось адресовать Мари Лафо.
В последний момент сумела сдержаться и выцедила:
– Я с ума сойду, если все время буду торчать в этой комнате. Пришли служанок.
– Будет сделано, моя королева, – отвесил шутовской поклон Гален.
Извинился зачем-то, сказав, что с утра будет занят, и не преминул добавить, что после обеда непременно удостоит ее вниманием, развлечет конной прогулкой. А после они могут вместе почитать в розарии Катрины какую-нибудь книгу.
– Продолжим играть в гостью и радушного хозяина? – хмыкнула Беланже, но ее полные горечи слова поглотил стук захлопываемой двери.
Забравшись на стул с ногами, Мишель обхватила руками колени, умостила на них подбородок, собираясь пожалеть себя немного и, возможно, всплакнуть до прихода служанок.
Но тут же разозлилась на себя за эту непозволительную слабость. Вскочила и принялась мерить комнату шагами, с каждой секундой все больше распаляясь.
– Как же я тебя ненавижу, Донеган! Уф, как же ненавижу! Эту твою власть над моим разумом! И часто ты такое со мной проделывал? А с Флоранс?!
Она остановилась, до боли закусив губу. Там, в библиотеке, Гален обмолвился, что старшая Беланже легко поддается внушению. Она же, Мишель, старалась сопротивляться. Хоть и получалось у нее это неважно.
– Мне нужна земля Лафлера. Очень-очень нужна моя сила! Возможно, с ней я бы смогла ему противиться! Не была бы такой беззащитной. Интересно, мерзавец выбросил оберег или все же где-то припрятал?
В сердце забрезжил слабый луч надежды. Может, еще не все потеряно. Может, с магией у нее получится сбежать из этого страшного места. Противостоять Галену.
Только бы разыскать заветный мешочек.
Да и с Катриной не помешало бы найти общий язык. Мисс Донеган ведь против ее присутствия здесь. Вдруг удастся уговорить помочь с побегом.
Главное, как-то остаться с этой злюкой наедине.
И больше никогда, что бы ни случилось, ни при каких обстоятельствах не позволять себе отчаиваться!
С таким воинственным настроем Мишель принялась собираться. Служанки помогли ей выкупаться и облачиться в чернильного цвета платье – самое скучное из взятых в дорогу нарядов. Единственным его украшением были буфы на пышных рукавах и светлое, накрахмаленное кружево воротничка. Такое платье больше подошло бы какой-нибудь невзрачного вида гувернантке, нежели очаровательной юной аристократке. Пышущей здоровьем красавице.
Вот только сейчас Мишель совсем не хотелось очаровывать и пленять. Она даже порадовалась болезненной бледности, которую так отчетливо демонстрировало ее лицо.
«Краше в гроб кладут», – удовлетворенно оглядывая себя в зеркале, подумала она и велела собрать волосы в тугой пучок. Чтобы волосинка к волосинке и без всяких нарядных, обсыпанных жемчугом сеток. Серо и уныло.
Пусть прическа отражает ее настроение.
– Господин велел оставить их распущенными, – несмело подала голос служанка, проводя щеткой по копне «гостьи». Богатой, густой, золотом отливавшей в лучах весеннего солнца.
– Господин может катиться к демонам со своими указами. – Мишель нетерпеливо поерзала на сиденье.
Вместе с желанием бороться и в самый короткий срок обрести свободу проснулся и здоровый аппетит. Со вчерашнего дня у нее во рту и маковой росинки не было, а потому сейчас мисс Беланже мечтала о плотном завтраке. Теперь ей нет нужды придерживаться глупых правил и как птичка клевать с тарелки крошки. Наоборот, неплохо бы выставить себя в самом дурном свете. Пусть Гален ужаснется ее манерам.
Тем более что для побега ей понадобятся силы как моральные, так и физические. А значит, и много вкусной сытной пищи.
Рабыни не спешили выполнять распоряжение.
– Ну же, живее! – нетерпеливо прикрикнула Мишель на застывших, словно вырезанные из мориона статуэтки, служанок. – Или ждете, пока я тут поседею?
– Нас накажут, – робко заикнулась вторая девушка.
– Вот еще глупости. За что же вас наказывать? Разве что за медлительность.
– За ослушание.
Мишель почувствовала, как дрогнула рука рабыни, что бережно расчесывала ей волосы.
– За послушание мне – не накажут, – убежденно возразила пленница и покровительственным тоном добавила: – А если вдруг начнет отчитывать, обещаю, я вмешаюсь.
– Не так накажут, – обронила, снова опуская взгляд, служанка.
В глазах другой стояли слезы. Или, может, Мишель почудилось… Потому что девушка, беря пример с первой невольницы, тоже потупилась.
– Какие вы все здесь чудны́е. – Мишель забрала у горничной щетку, махнула аксессуаром из слоновой кости на дверь. – Ладно, идите. Я сама закончу.
– Но…
– Сказала же, идите!
Служанки, поколебавшись, все же ушли, а юная мятежница наспех собрала волосы в высокий хвост и закрутила его абы как, сколов шпильками. Осмотрев результаты своих стараний, пришла к выводу, что кривой пучок даже лучше аккуратно прилизанного.
– Велел оставить распущенными… – ворчала она, спускаясь в столовую. Как могла храбрилась, но пальцы, сжимавшие перила, все равно предательски подрагивали. – А больше ему ничего не надо? Что бы такое сделать, чтобы до него, наконец, дошло, что я не кукла? Не кук-ла!
