Или скорее себя к нему.
– Не похоже, чтобы нашу маленькую мисс интересовал жертвенник, – криво ухмыльнулся одурманенный магией Гален, продолжая сверлить Кейрана безумным взглядом.
Единственным его желанием было скорее выдернуть ветреную девчонку из-за спины брата, с которым обязательно разберется позже, и утащить в дом в свою спальню. Чтобы уже там наказать за каждое мгновение, проведенное наедине с Кейраном. Хлыстом высечь малейшее чужое прикосновение и истерзать поцелуями губы, которые не смел целовать никто другой.
Словно угадав мысли брата, Кейран сжал хрупкое запястье девушки. Как ни странно, это властное, покровительственное, немного болезненное прикосновение успокоило Мишель и вселило в сердце надежду, что младший Донеган не оставит ее наедине со свихнувшимся старшим.
– Признаю, не сдержался, – наконец нарушил тягостное молчание Кейран. – Как можно устоять перед такой-то красавицей? Вот я и полез к ней целоваться. А Мишель просто растерялась. Ты ведь тоже чувствуешь этот запах? Неудивительно, что она свела тебя с ума.
Гален продолжал хмуриться, только теперь в резких чертах его лица, помимо раздражения и гнева, проскальзывало недоумение. Мишель принялась украдкой к себе принюхиваться и пришла к выводу, что пахнет она обычно. Свежий, возможно, чуть горьковатый запах лимонной вербены впитался в волосы. От платья веяло жасмином и чайной розой – видимо, какое-то время оно хранилось вместе с набитыми сушеными лепестками цветов саше. Да и к тому же она ведь только утром купалась. Чему Кейран (чтоб ему скорее ослепнуть!) имел удовольствие стать свидетелем.
– Оставь нас, пожалуйста.
Мишель вцепилась в рубашку младшего Донегана свободной рукой. Другую по-прежнему согревало прикосновение его пальцев.
– Давайте вернемся в дом, – с наигранным весельем предложил Кейран, сделав вид, будто замаскированный под просьбу приказ не достиг его ушей. – Мисс Беланже, вы, кажется, не доели свой торт. Хотите сладкого? Ну и отлично! Еще и вся дрожите… – Обернувшись, спросил участливо и с напускной тревогой: – Замерзли? Как насчет горячего чая? Или, может, чего покрепче желаете? Немного настойки из трав и черной патоки вам сейчас не помешает.
Холодно пленнице не было. Но она действительно дрожала. От страха, который ненавидела, но появление которого раз за разом провоцировал в ней Гален.
Мишель кивнула и слабо улыбнулась своему защитнику, хоть улыбки этой Донеган не увидел – по-прежнему прятал ее у себя за спиной.
– Кейран, оставь нас, – зло сощурил глаза Гален. – Потом согреется. Я дам ей свой сюртук.
– Лучше все-таки чаю, – тоненько возразила Беланже.
– Видишь, леди плевать на твой сюртук. Ей хочется чаю. Пойдем. – Горячие пальцы соскользнули с запястья и теперь крепко охватывали узкую девичью ладошку.
Гален не шелохнулся. А когда брат попытался его обойти, увлекая за собой пленницу, с силой дернул Мишель за локоть. Она вскрикнула, а в следующий миг ее без церемоний отпихнули в сторону.
Ей бы радоваться, ведь план сработал: она ловко стравила братьев, теперь сверлящих друг друга ненавидящими взглядами. Сердце подпрыгивало в груди, как гуттаперчевый мячик, но точно не от радости. От нарастающего волнения и тревоги перед тем, что сейчас должно было произойти.
– Держи себя в руках, Гален. – В голосе младшего Донегана звучала сталь.
– Нет, это ты держи от нее подальше свои руки! – ощутимо толкнул брата в грудь Гален, так что тот даже попятился.
– Иначе? – прозвучало вызывающее.
Лицо Галена окаменело. Холодный свет, вытекавший из древнего камня, серебряным оттиском ложился на заострившиеся скулы и высокий лоб Донегана, делая его неестественно, пугающе бледным. Словно пойманное в ловушку, это потустороннее свечение отражалось в его глазах. Глазах безумца, готового растерзать любого, кто осмелится посягнуть на его желанный «трофей».
– Иначе наше с тобой родство тебя не спасет, – тихо обронил Гален, в облике которого сейчас едва ли можно было отыскать хоть что-то человеческое.
– Вы говорили про чай… – заикнулась, дрожа всем телом, пленница, понимая, как неуместно и глупо прозвучала эта фраза.
На Мишель не обращали внимания. Сцепись сейчас братья, и разнять их ей точно не удастся. Придется бежать за помощью. Но пока она до кого-нибудь дозовется, пока сюда примчится прислуга… Мишель вся внутренне содрогнулась.
А спустя мгновение выдохнула с облегчением, увидев вырисовывающуюся в чернильной тьме долговязую фигуру Бартела. Впервые за время, что знала управляющего, она искренне ему обрадовалась.
– Мистер Донеган вернулся, – коротко обронил мужчина, и братьев словно ледяной водой из проруби окатило.
– Приехал?! – Не помня себя от счастья, «гостья» рванулась по направлению к Бартелу, чтобы проскочить мимо и что есть духу мчать до подъездной аллеи.
Но была перехвачена управляющим и, сквозь гул, зазвучавший в голове, услышала, как Гален резко отдал приказ:
– Уведи ее. Запри на чердаке.
– Я хочу поговорить с мистером Сагертом! – протестующе взвизгнула Мишель, с мольбой глядя на Кейрана. – Мне нужно!
Но младший Донеган, казалось, потерял к ней интерес. Даже не взглянув на пленницу, широким шагом направился к дому.
– Уведи ее, – нервно повторил Гален и последовал за братом.
– Но!..
– Не заставляйте затыкать вам рот, мисс, – предупредил с усмешкой управляющий. – Это я сделаю с превеликим удовольствием. Как и много чего другого после того, как хозяин с вами натешится.
Сопротивляться было бесполезно. Дернувшись в последний раз, Мишель позволила увести себя, мечтая как можно скорее избавиться от тошнотворных прикосновений ненавистного выскочки и надеясь, что уже очень скоро все разрешится.
Галену не удастся ее прятать. Слуги, может, и смолчат, но Катрина и Аэлин точно молчать не станут. А может, у Кейрана в кои-то веки проснется совесть.
Ведь он защитил ее от брата сегодня. Что, если сдержит обещание и поможет обрести свободу?
Она свое обещание пусть и неохотно, но все-таки сдержала: позволила Кейрану Донегану себя поцеловать. И этот поцелуй до сих пор пламенел у нее на губах.
Глава 10
Сагерт Донеган задумчиво перебирал сигары в хьюмидоре, размышляя, на которой остановить свой выбор. Вайенские – самые крепкие, его любимые, обладали ярким послевкусием: приятной горечью, надолго остававшейся на языке. Хороший бурбон или дорогой варваросский ром только усиливали наслаждение от такой сигары, раскрывая новые грани ее вкуса и запаха. В кульвийских самому богатому плантатору Юга нравился пряный дым, навечно впитавшийся в тяжелые шторы и мебель кабинета. Но вот ощущение вязкости во рту после выкуривания панателлы являлось для мистера Донегана явным недостатком, с которым он не всегда был готов мириться.
