Думаю, большинство из нас читает беллетристику просто от нечего делать. Мы читаем ради развлечения, что вполне нормально, но разные люди получают от чтения совершенно разное удовольствие. Одних влечет прелесть узнавания. Современники Троллопа, например, полюбили «Барсетширские хроники», потому что там рассказывается именно о той жизни, которую они вели. Его читатели по большей части принадлежали к зажиточному слою, и им было вполне уютно с его зажиточными персонажами. Их согревало то же приятное чувство самоуспокоенности, какое они испытывали от строк славного мистера Браунинга: «Бог в своих небесах – и в порядке мир»
[105]. Со временем книги Троллопа обрели дополнительный колорит. Они кажутся нам занятными и довольно трогательными (как хорош был мир, где так легко жилось обеспеченным людям и все всегда хорошо кончалось!) – у них та же притягательность, как у жанровых картинок середины девятнадцатого века: бородатые джентльмены в сюртуках и цилиндрах и хорошенькие дамы в капорах и кринолинах.
Другие читатели ждут от книг чего-то нового и необычного. Спрос на экзотические рассказы никогда не прекращался. Люди по большей части ведут на редкость скучное существование; погружаясь в мир опасностей и рискованных приключений, они спасаются от унылости повседневной жизни. Подозреваю, что русские современники Чехова получали от его рассказов удовольствие совсем иного рода, чем читатели западные. Слишком хорошо они знали жизнь, которую он так ярко описывает. Английские читатели находят в его рассказах нечто для себя новое и удивительное – страшное, иногда гнетущее, но поданное правдиво; и потому чтение это впечатляющее, увлекательное и даже романтичное.
Только самые наивные готовы поверить, будто художественное произведение даст нам верные ответы на вопросы о том, как жить. По самой природе своего творческого дара сочинитель не может решать подобные задачи. Его дело не рассуждать – почему, но чувствовать, воображать, придумывать. Он пристрастен. Темы, которые выбирает писатель, герои, которых он создает, и его к ним отношение обусловлены его пристрастностью. То, что он пишет, есть выражение его личности и проявление его инстинктов, чувств, его интуиции и опыта. Он мечет карты и порой сам не знает, куда какая ляжет, а порой знает преотлично – и тогда использует все свое мастерство, чтобы читатель его не раскусил.
По утверждению Генри Джеймса, писатель должен драматизировать. Говоря яснее, автору, чтобы привлечь и удержать внимание читателя, следует жонглировать фактами. Сам Джеймс так и делал. Однако книги научные или познавательные пишутся совершенно иначе. Если читатели озабочены злободневными проблемами, им следует, как советовал Чехов, читать не романы или рассказы, а сочинения, напрямую касающиеся этих проблем. Ведь цель писателя-беллетриста не учить жизни, а развлекать.
Писателей не узнают на улицах. Их не зовут на банкеты к лорду-мэру. Им не присваивают почетное гражданство. Писателей не приглашают разбить бутылку шампанского о борт спускаемого на воду океанского лайнера. За ними в отличие от кинозвезд не гоняются толпы поклонников, жаждущих полюбоваться, как они выходят из гостиницы и садятся в «роллс-ройс». Писатели не открывают благотворительных базаров в пользу бедствующих дам благородного звания, не вручают перед радостной толпой серебряный кубок победителю Уимблдонского турнира. У них есть иные радости. С доисторических времен существуют люди, наделенные творческим даром; своими произведениями они вносят красоту в нашу унылую повседневную жизнь. Всякий, побывавший, скажем, на Крите, может увидеть, что еще в древности чаши, вазы и кувшины украшались рисунками – не для удобства, а чтобы они радовали глаз. На протяжении веков художники получали удовлетворение от самого процесса творчества. Если писатель-беллетрист такое удовлетворение получает, большего и требовать нельзя. Непозволительно превращать роман в подмостки для оратора.
6
Думаю, было бы несправедливо закончить это несвязное эссе, не упомянув о талантливой писательнице, чьими рассказами зачитывалась публика между двумя войнами. Я говорю о Кэтрин Мэнсфилд. Если современный английский рассказ отличается от рассказа века девятнадцатого, то этим, как я думаю, мы хотя бы в некоторой степени обязаны ее влиянию. Здесь не место для подробной биографии Мэнсфилд, но, поскольку ее рассказы по большей части очень личные, немного расскажу о ее жизни.
Кэтрин родилась в 1888 году в Новой Зеландии. В юном возрасте она написала несколько удачных вещиц, и в ее душе созрело желание стать писательницей. На родине Кэтрин жилось скучно и тоскливо, и она попросила отца отпустить ее в Англию, где уже проучилась два года вместе с сестрами. Родители Кэтрин, люди респектабельные, узнав, что у нее была связь с неким молодым человеком, пришли в ужас – вероятно, потому они и согласились ее отпустить. Отец определил ей содержание сто фунтов в год. В те времена молодая девушка при известной экономии вполне могла прожить на такие деньги. В Лондоне Кэтрин возобновила знакомство с некоторыми из новозеландских друзей. Среди них был Арнольд Трауэлл, известный виолончелист. Еще в Новой Зеландии Кэтрин безумно в него влюбилась, а теперь перенесла свои чувства на его брата, скрипача. Они стали любовниками.
За комнату и стол в пансионе для одиноких женщин Кэтрин платила двадцать пять шиллингов в неделю, значит, на одежду и развлечения ей оставалось пятнадцать шиллингов. Ей надоело во всем себе отказывать, и когда некий Джордж Бауден, учитель пения, на десять лет старше ее, предложил выйти за него замуж, она согласилась. Замуж она выходила в черном платье; на церемонии присутствовала только одна подруга – в качестве свидетеля. Молодожены отправились в гостиницу; новобрачная отказала мужу в том, что он считал своим законным правом, и на следующий день ушла от него. Позже Кэтрин безжалостно выведет его портрет в рассказе под названием «День мистера Реджинальда Пикока». Теперь же она отправилась к любовнику, который играл на скрипке в Ливерпуле, в оркестре передвижной музыкальной труппы, и, говорят, некоторое время выступала в качестве хористки. Кэтрин уже была беременна, но неизвестно, знала ли она об этом до замужества. Она отправила родителям две телеграммы: в первой сообщала о предстоящем браке, во второй – о том, что бросила мужа. Мать, желая во всем разобраться, приехала в Англию, и в какой же она, наверное, пришла ужас, когда обнаружила, что ее дочь, как выражались в Викторианскую эпоху, «в интересном положении». Кэтрин отправили жить в Баварию, на курорт Верисхофен, пока не родится ребенок.
В Баварии она читала рассказы Чехова, вероятно, в немецком переводе, и сама написала несколько рассказов, которые позже вышли в сборнике под названием «В немецком пансионе». Из-за несчастного случая у нее начались преждевременные роды, и ребенок появился на свет мертвым. После выздоровления Кэтрин вернулась в Англию.
Ее рассказы напечатали в «Нью эйдж», журнале, который издавал А. Орадж, и они принесли ей определенную известность. У нее появились знакомства в писательских кругах.
В 1911 году Кэтрин встретилась с издателем Миддлтоном Марри. Еще будучи студентом, он основал журнал «Ритм»; для этого журнала Кэтрин написала по его просьбе рассказ под названием «Женщина в магазине».
