— Как тебе только не стыдно? — укорил его Май, нашедший нас за этим занятием.
— Никак не стыдно, — отозвался Горан. — Занятый ребенок — счастье родителя. Садись, дай я с тебя опять показатели сниму.
В этот раз Май уже не стал сопротивляться и уточнять зачем. По-моему, Стевича такое обстоятельство порадовало, а визуальное подтверждение моих слов, то есть изменившийся цвет глаз друга, придало энтузиазма. Он с таким хищным выражением поглядывал на Недича, что я бы на месте последнего напряглась. Но нет, тезка даже внимания не обратил; видимо, и не к такому привык.
— Как обстоят дела у Майи? — поинтересовался Май, когда Горан закончил процедуру.
— Прекрасно, она уже почти в норме. Великолепный результат, а вот что к нему привело — предстоит выяснить, — ответил тот.
Я запоздало вспомнила о собственных страхах и нежелании сообщать новости Недичу, но тут же убедилась в их несостоятельности.
— Это замечательно, — обрадовался мужчина. — Значит, ей не придется целыми днями скучать дома, да и на верфь можно будет поехать. Как раз должны быть готовы ее документы.
Похоже, Май за прошедшие дни успел настолько ко мне привыкнуть, что просто не вспомнил о возможности выселить гостью, хотя бы в общежитие. Я, конечно, задушила голос совести и стремление к самостоятельности и напоминать о таком варианте не стала. Потому что гордость и независимость — это здорово, но лучше бы немного освоиться в окружающем мире перед началом самостоятельной жизни.
А если совсем уж честно, плевать на эти мелочи. Не пропаду. Найду работу, научусь жить среди местных: я ведь не дура и не слепая, могу за языком следить, если надо, и не болтать лишнего. Но мне совсем не хотелось расставаться с Маем. А если это нежелание взаимно, то…
Нет, пока об этом лучше не думать, а то начинает швырять от шальной надежды к отчаянию и обратно. И торопить события тоже не надо, пока все и без моих усилий идет хорошо.
— Май, а как ты думаешь, чем мне стоит заняться? — полюбопытствовала я позже, когда блестящий вороной монстр выруливал с территории Зоринки.
К этому времени мы успели не только закончить разговор со Стевичем, но и посетить очередную тренировку, которую я провела на знакомой уже скамейке. Май отправился в спортзал как будто с охотой, и это меня несказанно обрадовало.
— В каком смысле? — озадаченно покосился на меня мужчина.
— В глобальном. Ну вот я сейчас быстренько освоюсь, мне кажется, этот мир не так уж сильно отличается от привычного. Писать, читать и считать я умею хороню, я сегодня это, возясь с отчетами Стевича, поняла. А дальше мне чем заниматься? Может, в Зоринку поступить? Как думаешь, возьмут?
— Отчего бы и нет, — хмыкнул он. — Но до нового набора еще четыре луны, куда ты так торопишься?
— Я не то чтобы тороплюсь, просто… — Я запнулась, подбирая слова. — Знаешь, такое ощущение, что я привыкла к большим нагрузкам, привыкла много думать и что-то делать, а эти детские книжки — они хоть и полезны, но все-таки совсем не то. Да даже не в думах проблема; мне хочется что-то делать, что-то полезное. Может, отчасти поэтому и нравится готовить, а?
— Понимаю. Нет хуже кары для деятельной натуры, чем вынужденное бездействие, — задумчиво покосился на меня Май. — Постараюсь что-нибудь придумать к тому моменту, когда у тебя появятся документы.
— Спасибо!
Дальше вечер пошел проторенным путем, разве что ужин Май заказал на кухне. Спорить я не стала: слишком сильно хотелось есть, чтобы ждать, пока приготовится что-то даже очень быстрое. Это же страшная мука — вдыхать ароматы, пока на сковородке что-то аппетитно шкварчит…
Ну и, кроме того, я чувствовала себя слишком рассеянной для готовки и не питала к ней сейчас никакого интереса. В голове теснились вопросы и мысли, и стоило очень внимательно следить за собой, чтобы не ляпнуть что-то вслух. Речь шла, конечно, не о чувствах: я еще не настолько прикипела к Недичу, чтобы прямо в лоб заявить бескомпромиссное «я тебя люблю». Беспокоил меня рассказ Стевича, который за день улегся в голове, а теперь требовал подробного анализа.
Как выжил Май? Один, раненый, в горах… Что он там пережил? Именно крушение дирижабля стало тем ударом, который лишил его памяти, или что-то иное? В том, что он действительно забыл аварию, я не сомневалась: как не мог бы тезка безжалостно уничтожить дирижабль со всем экипажем и пассажирами, так не стал бы лгать следствию. Да и не только следствию: в то, что следователям он рассказал правду, а версию про беспамятство сочинили для посторонних, тоже не верилось. Скорее, Май просто отказывался бы обсуждать этот вопрос или ссылался на запрет.
Почему разбился аэростат? Это ведь очень надежный аппарат. Хоть я помнила о них не так уж много, но это утверждение не вызывало сомнений. Мог разбиться при посадке, да, но с чего бы вдруг Маю сажать дирижабль среди гор? А в полете… Попали в грозу и поймали молнию? Но тогда с чем там так долго разбираться? Других столь сокрушительных случайностей я представить не могла.
Стевич прав: по какой-то причине утаили правду. Но какую и зачем?! Диверсию легко можно было обернуть в свою пользу, обвинив заокеанского врага. Ошибку экипажа Маю не простили бы. Да и инженерную ошибку не списали бы так просто… Может быть, предпочли проверить все по-тихому, не поднимая паники и не подрывая доверия граждан к воздушным кораблям? Верилось в это с трудом.
В общем, вопросы мелькали в голове, а все поиски ответов раз за разом терпели фиаско из-за отсутствия у меня специфических знаний о возможностях магов и невозможности прояснить детали происшествия и расследования. Май-то точно не расскажет…
Я отдавала себе отчет, что интенсивно копать в том направлении не стоит, только привлеку к себе ненужное внимание. Историю столь странно замяли явно не случайные люди, а специалисты по распоряжению свыше, и они с легкостью укоротят излишне длинный нос любому коренному ольбадцу, не говоря уже о подпольно слепленном из собачьих деликатесов гомункуле с контрабандной душой.
Ни одного весомого аргумента, зачем мне вообще нужно лезть во все это, я также назвать не могла. Но все равно хотела знать. Из-за огромного интереса к самому Недичу, желания снять груз с души Мая, отсутствия у меня другого серьезного дела или общего любопытства — боги знают!
Но в конечном итоге я кое-как справилась с собой, уняла разыгравшуюся фантазию и спустилась на землю, к книгам.
А на следующий день поняла, что сидеть до вечера в одиночестве совсем не хочу, и напросилась с Маем в Зоринку. Тезка не особо возражал, хотя предупредил, что у него сегодня консультационный день и уделить мне внимание не получится: Недича будут осаждать студенты с недозащищенными практическими работами и домашними заданиями. Если он хотел меня этим отпугнуть — зря старался, стало только интереснее.
— А я тебя никак не скомпрометирую, если сунусь послушать на консультацию? — запоздало уточнила, когда мы уже погрузились в авто.
