У Тони было маловато информации для ответа на этот вопрос. Вообще-то он и не
хотел иметь все сведения, необходимые для ответа, но что поделать, его жизнь —
не сахар.
— Ныряльщики в воде. — Дэниел хлопнул парня по плечу с такой
силой, что Тони невольно сделал шаг назад, — Мы готовы начать. Поболтаем после.
— Ты уже знаешь, что в скором будущем тебя ждет горящая мельница?
Дэниел остановился на минуту, обернулся через плечо и
спросил:
— Своровали у «Франкенштейна»?
— Отдали должное классике.
— Все они так говорят.
«И то верно», — признал Тони, когда Дэниел побежал к
страховочной команде, толпившейся на пристани.
Закат раскрасил верхушки волн красно-золотыми тонами, зажег блики на бортах
судна. Лия в коротком светлом парике и совсем крохотном красном платье стояла у
поручней и говорила с приземистым бритоголовым человеком, одетым в пуховой
жилет. Наверное, это был координатор трюков. Тони увидел, как она посмотрела
вниз, подняла руку, подавая знак ныряльщикам, и повернулась спиной к поручням.
Каскадерша наверняка стояла на ящике. Она не была такой высокой.
Человек с блестящей лысиной отошел и встал у камеры.
Вся съемочная группа заняла свои места.
— Мотор!
Тони беззвучно повторил это слово, пока его эхо гуляло по
всей пристани. Когда все стихло, он понял, что режиссер дал команду типу с
блестящей лысиной. Лия могла прыгать в любое время.
Женщина раскинула руки, откинулась назад и упала.
Она пролетела семь метров, согнулась ровно настолько, чтобы не шлепнуться со
всего размаху спиной, и ударилась о воду задом. Судя по кулаку, вскинутому
среди съемочного оборудования, взметнувшийся фонтан, освещенный заходящим
солнцем, был как раз тем, что требовалось режиссеру-постановщику.
Тони не видел, как Лия всплыла — ему мешал край пристани, — но услышал ее
слова:
— Проклятье, холодно!
Он присоединился к аплодисментам съемочной группы и подошел
ближе, пока ныряльщики подплывали, чтобы помочь каскадерше подняться по
алюминиевому трапу, который Дэниел только что спустил в воду. Похоже, ей слегка
мешали красные туфли на шпильках и с ремешками, но мужчины уже протягивали
руки, чтобы вытащить ее на причал. Лия приняла поздравления с жеманным
реверансом, хотя с нее капала вода, помахала режиссеру, поднявшему большие
пальцы, а потом красавцу с блестящей лысиной. Когда женщина добралась до Тони,
она уже куталась в термическое одеяло.
— Ты в порядке? — спросил он, шагая рядом.
— Я тебя умоляю. Прыжок из «вороньего гнезда» пиратского
корабля в Карибском море в тысяча семьсот шестнадцатом году — вот это было
что-то. А теперь — простое падение.
— Ты вроде бы говорила, что проводила время в постелях могущественных людей.
Она подмигнула из-под челки мокрого парика, с которого
капала вода, и поинтересовалась:
— А что, по-твоему, я делала в «вороньем гнезде»?
— Стояла на вахте?
— Если можно считать вахтой тот факт, что я не закрывала
глаза.
Тони проследовал за ней в трейлер-гримерную. Лия,
по-прежнему в одеяле, села, чтобы японка средних лет смогла снять парик, не
порвав удерживающую его завязку.
— Тони, это Хама. Хама, это Тони.
Гримерша кивнула, не поднимая глаз.
— Парень работает на «Чи-Би продакшнс», — сказала ей
каскадерша.
— Сериал про вампиров?
— Он самый.
— Эверетт Винчестер все еще работает с вами? —
поинтересовалась женщина, подняв наконец глаза.
— Да. Только не цитируйте меня.
— Передавайте ему от меня привет, — усмехнулась Хама,
услышав фирменную фразу гримера. — Все, я закончила. — Она швырнула парик на
стойку, и тот стал похож на светлого зверька, сперва утонувшего, а потом
сбитого на шоссе. — Переоденьтесь в сухое, и я вытащу шпильки.
Лия, волосы которой все еще закрывала сеточка, оставила
полотенце на кресле и скользнула за стеллажи, отделявшие гримерку от
гардеробной. Тони был знаком с подобной планировкой. Для любого другого сериала
это было бы проявлением бережливости. Но поскольку сейчас снималась только Лия,
не было смысла пригонять целых два трейлера.
— Итак, вы ее парень?
Из-за стеллажей донесся взрыв смеха, и Фостер решил, что
теперь уже можно не отвечать.
— Как я понимаю, нет, — Хама приподняла изящно выгнутую
бровь.
— Мы просто... — Тони запнулся.
Кем они были? Друзьями? Пока нет. Сверхъестественными
случайностями? Ближе, но это трудно объяснить.
— Мы соотечественники, — объявила Лия, выходя из-за
стеллажей в джинсах, белой футболке и желтой толстовке.
С платья, зажатого в одной руке каскадерши, капала вода. В
другой она держала желтые кроссовки.
— Подельники в преступлении. Pacsano! Pacsano (ит.) —
соотечественник.
Лия плюхнулась обратно в кресло и задрала ноги, чтобы
завязать шнурки. Хама тем временем вынимала шпильки из ее волос. Освобожденные
пряди упали густыми черными волнами чуть ниже плеч.
— У тебя челюсть отвисла, — захихикала Лия, отвлекаясь от завязывания второй
кроссовки, — В чем дело?
— Как, черт возьми, ты запихала столько волос под это? —
Тони показал на парик, лежащий на столе.
— Волшебство.
Фостер ей поверил.
Лия выпрыгнула из кресла, застегнула толстовку, обернулась, поцеловала Хаму в
щеку и сказала ей:
— Ты волшебница гримерного кресла. Я падаю с лестницы на
следующей неделе. Тогда и увидимся, ладно?
— Конечно.
— Буэно!
— Пошли, Тони. — Лия закинула лямку клетчатой сумки на
плечо, схватила парня за руку и почти вытащила его за дверь, — Мне надо
расписаться в журнале, а потом мы можем ехать.
— Ты падаешь с лестницы для этого же фильма?
— Угу. Дьявольский способ зарабатывать на жизнь, правда?
— Тогда зачем тебе такая работа?
— Шутишь? Это самое большое веселье, которое я извлекаю из
своего бессмертия, начиная аж с тринадцатого века. — Она подняла руку. — Не
спрашивай и не забывай про деньги. Мы же говорим о пятистах долларах в день, а
за такую съемку Си-би-эс дает надбавку в двадцать пять процентов. Меня
приглашают в высокобюджетный фильм. Там доплата может вырасти до ста тридцати
процентов. Тебе стоило бы научиться основам самозащиты и подумать над этим.
— Нет, спасибо. Я хочу стать продюсером.
— Конечно. Так, я умираю от голода. Как только разберусь с
бумагами, давай двинемся за едой.
— Мы собираемся есть?
— И говорить. Думаю, вчера ночью ты доказал, что можешь
делать это одновременно.
«Вчера ночью. Правильно».
