– А я буду ждать твоего благополучного возвращения, – сказала она и на миг словно снова стала той прежней Мией, которую он знал весь этот год. Будто и не было ни Анселя, ни вернувшихся воспоминаний прошлого, будто весь мир отошел в сторонку, оставив их наедине.
Наплевав на то, что Мия просила его уйти, Тристан сел рядом с ней на жесткую казарменную койку и без спросу взял девушку за руку.
– Ну теперь-то я наверняка вернусь, – заверил авионер, наслаждаясь этим чудесным моментом – и зная, что в любую секунду он может закончиться.
Мия посмотрела на ладонь Тристана, сжимающую ее руку, а затем хмыкнула и, не поднимая глаз, сказала:
– А ведь вы с Анселем в чем-то очень похожи.
Чудесный момент, словно вернувший их двоих в прошлое, со звоном разбился на мелкие осколки, впившиеся прямо в сердце Тристана. Но Мия этого не заметила.
– Оба одинаково настырные, когда вам чего-то надо, – продолжила она, так и не поднимая глаз. – Не ждете, когда решение примут за вас, берете все в свои руки и действуете. И плевать вы хотели на то, нарушает это правила приличия или нет. Наверное, именно поэтому я и не могу понять, кому из вас…
Мия подняла взгляд на Тристана и оборвала фразу, увидев непроницаемое, словно маска, выражение его лица.
Авионер аккуратно разжал руку и поднялся. Несколько мгновений смотрел сверху вниз на Мию, словно искал в ней ту девушку, которую любил.
– Мне пора, – наконец мягко сказал он.
– Я понимаю, – кивнула Мия. – Я тебя провожу.
– Не стоит, – резко оборвал Тристан. Если Мия придет его провожать, это будет почти как прежде, да вот только как прежде уже никогда не будет.
– Хорошо, не пойду, – растерянно согласилась Мия.
Тристан молча направился к дверям.
– Неужели ничего не скажешь мне на прощание? – вырвалось у девушки.
Авионер замер и через несколько мгновений повернулся.
– Ты говоришь, что вспомнила о нас?
Мия кивнула, и темные глаза неожиданно заблестели от навернувшихся слез.
– Тогда ты должна была вспомнить, что я тебе говорил и что делал, – сказал Тристан. – Что я к тебе чувствую и что ты для меня. Это не изменилось.
И вышел.
* * *
– Ника, с тобой все в порядке? – услышала девушка взволнованный голос и открыла глаза. Перед ней стоял Нильсон, в красивых синих глазах смешались радость и беспокойство.
– Да, – пробормотала Ника, приходя в себя. – Просто устала.
– Я слышал, ты опять улетаешь? – участливо осведомился юноша. – Позволишь? – спросил он, беря Нику под руку и отводя ее к свободному столу.
– Да, улетаю, и уже скоро, – ответила девушка, бросив взгляд на часы на стене.
– Тебе принести что-нибудь поесть? – заботливо осведомился Нильсон.
– Принеси, – согласилась она. – Только немного, у меня совсем мало времени.
Нильсон испарился. Ника огляделась по сторонам. Несмотря на разгар ужина, народу в «деревяшке» было меньше обычного. По обрывкам доносящихся до нее фраз девушка поняла, что все разговоры вокруг лишь о недавних беспорядках в столице да о Гардинарии, арестовавшей нескольких человек по подозрению в шпионаже.
Снова появился Нильсон, с чашкой горячего чая и куском сырного тортьера.
– А ты сам? – спросила девушка, набрасываясь на выпечку. Еще мгновение назад у нее совсем не было аппетита, но при виде еды она поняла, что жутко голодна.
– Я уже поужинал, – отмахнулся Нильсон, усаживаясь напротив.
Ника быстро прикончила тортьер и, допив чай, поднялась.
– Мне пора. Спасибо за компанию.
– Можно тебя проводить?
– Я смотрю, ты без перчаток. Не замерзнешь?
Нильсон только покачал головой в ответ, не сводя с Ники глаз.
Почти весь путь до авиодрома они проделали в молчании, и только когда впереди уже показался ангар, где стояли «Гроза» с «Молнией», девушка спохватилась:
– Кстати, спасибо за подарок! Только я не поняла, в честь чего…
Нильсон слегка покраснел. То ли от холода, то ли от смущения.
– Я знаю, джентльмены не должны делать дамам подарки без разрешения, – покаянно произнес он, – но я подумал… Сейчас война, мы на мысе Горн, и тут все совсем не так, как в обычной жизни. Ты постоянно улетаешь на опасные миссии, а когда возвращаешься, выглядишь такой напряженной и усталой… Вот мне и захотелось сделать тебе приятное.
– У тебя получилось, – призналась Ника. – Откуда ты знал?
– Я видел, что ты часто отправляешь письма, – с улыбкой ответил юноша.
Словно тугая пружина разжалась у Ники в груди. Она и не осознавала, насколько была расстроена и напряжена, и только сейчас, от этого теплого и такого ненавязчивого внимания Нильсона ей наконец-то стало легче.
Девушка нашла рукой ладонь медбрата и слегка ее пожала.
В глазах юноши синим огнем вспыхнули радость и надежда, и снова в душе Ники что-то словно само собой откликнулось в ответ на это пламя.
– Спасибо, – искренне произнесла девушка. – Мне очень приятно.
– Я рад, – выдохнул Нильсон и, осмелев, взял руку Ники в свои ладони. Они были такими горячими, что девушка чувствовала это даже через кожу перчаток. – Я бы хотел всегда делать тебе приятно.
Ника смотрела в синие глаза Нильсона и думала о том, что он по всем параметрам замечательный юноша. Милый, заботливый, воспитанный и чуткий. И очень красивый. А самое главное – он совершенно точно в нее влюблен. И это так чудесно – чувствовать себя объектом чьего-то обожания. Так почему бы не дать ему шанс? Лишь потому, что ее сердце не екнуло ни при их первой встрече, ни при последующих? Да, ее сердце всегда билось быстрее при виде Анселя, но много ли от этого толку? И пару раз – в обществе Тристана, но это, похоже, оказалось просто временным помешательством. Зато внимание и забота Нильсона окружали ее, словно уютный мягкий плед в зимний вечер, и это было восхитительное ощущение!
Нильсон стоял, затаив дыхание, и ждал ответа Ники.
Вместо ответа девушка привстала на цыпочки и обняла юношу за плечи. Нильсон на миг замер, а затем он наклонился, и Ника почувствовала, как его руки обхватили ее за талию и осторожно притянули к себе.
Уткнувшись лбом в плечо Нильсона, Ника закрыла глаза и подумала, что вот именно этого ей не хватало – хорошего объятия.
И почти неважно, кто тебя обнимает.
Глава 25
Ансель чувствовал себя словно оглушенным. Можно было списать это на усталость после долгого полета на Седьмое Небо и на страшный недосып за последние несколько суток, но юноша знал, что дело вовсе не в этом.
