— Грета, пожалуйста, сегодня был очень долгий день. Давай лучше попытаемся уснуть?
— Я пыталась. Но ты своим ворочанием меня разбудила. — Она обнимает меня. — Ну пожалуйста, Хоши, прошу тебя, скажи мне, почему он это делает. Ты сказала, что все равно не можешь уснуть.
Нет смысла увиливать, она будет и дальше канючить, я это давно поняла. Гораздо легче уступить и дать ей желаемое.
— Хорошо… — Я вздыхаю и укладываю ее голову к себе на грудь, чтобы я смогла шептать ей на ухо, никого не разбудив.
— Давным-давно жила одна красивая балерина, известная во всем мире. Она была не просто красива и талантлива, но и очень богата. Ее семья играла важную роль в жизни Чистых, ее отец был финансистом-миллионером. У нее было все, что она могла пожелать, все, кроме любви. Ей приснилось, что однажды она найдет свою настоящую любовь.
Грета притихла, ее детское тельце стало неподвижным.
Интересно, она уже спит? Может, мне уже не нужно заканчивать рассказ? Я замолкаю и лежу, затаив дыхание.
Ее голова внезапно поднимается.
— Продолжай, — зевает она. — Расскажи, как она находит его, эту свою единственную любовь.
Черт, похоже, придется дорассказать.
— Однажды ночью она хватилась своих любимых балетных туфелек и вернулась в пустой театр, чтобы их найти. Когда она вошла в огромный зрительный зал, то заметила на сцене человека, который необычайно красиво пел. Такой чистый, прекрасный голос она слышала впервые. Оставаясь в тени, она внимательно слушала. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что это не певец из театра, а Отброс, бедный рабочий, который каждый вечер подметал в театре полы.
В тот момент, когда певец заметил балерину, он ужасно испугался: если она расскажет всем про него, его накажут и приговорят к смерти. Но она даже не стала звать охранников или включать сирену. Вместо этого она попросила его петь дальше. Балерина сидела, слушала его, и слезы катились по ее щекам. Потом они говорили всю ночь, пока солнечные лучи не проникли в окна, она бросилась обратно, в свои покои.
После этого они каждую ночь встречались в пустом театре. Иногда он пел для нее, иногда она танцевала для него, иногда они просто сидели и разговаривали. Шли месяцы, и любовь взяла свое.
Они больше не могли сдерживать свою страсть, и в конце концов она обнаружила, что беременна. Оба были в отчаянии. Если об их любви станет известно, певца-Отброса убьют, а ее еще не родившегося ребенка уничтожат.
У влюбленных не было выбора, кроме как убежать вместе. Какое-то время они прятались в трущобах, где она родила мальчика.
Балерина была счастлива, как никогда, однако сильно ослабела. Она не привыкла к тяжелой, полной тягот и лишений жизни Отбросов, и после родов сильно заболела. Певец знал, что случится, когда их тайна откроется, но видеть ее страдания было выше его сил. Тогда он взял ее на руки и отнес в больницу, умоляя врачей спасти ее. Когда те поняли, кто она такая, певца немедленно арестовали и вскоре казнили. Слух о его смерти дошел до нее, и балерину охватило горе. Она выбросилась из окна и разбилась насмерть.
Родители балерины были в ужасе от позора, который она навлекла на их семью, и отказались от внука. Мальчика отдали в детский приют в трущобах, где он чудом выжил и достиг совершеннолетия. В его жилах текла кровь артистов, и он поступил в цирк, вырос и стал самым известным в мире инспектором манежа.
Но на этом его сходство с родителями заканчивается, потому что в его сердце не было даже крупицы их мягкости, любви и доброты. Он поклялся, что однажды станет настоящим Чистым и вернет себе законное наследство. С тех пор он постоянно стремится к этому.
Как же я ненавижу эту историю, где Сильвио весь из себя несчастная, заблудшая душа.
Если это правда, ему повезло больше, чем всем нам. Семья его матери владеет цирком, и хотя они никогда открыто его не признают, все же защищают. Не может быть простым совпадением, что именно он распоряжается здесь всеми и всем.
Грета спит в моих объятиях, убаюканная этой историей. Для нее это волшебная сказка, для меня — нет.
Эта история не делает Сильвио более человечным и не оправдывает его жестокости. Она делает его хуже, а не лучше. Его родители рисковали всем, чтобы быть вместе, и вот, посмотрите, к чему это привело. Оба мертвы, а их ребенок, плод их любви, стал настоящим чудовищем.
Бен
Я все еще не сплю, когда холодные пальцы рассвета заползают под занавески, и начинается еще один скучный день. Хорошо бы просто остаться здесь, дома, натянуть одеяло на голову и притвориться больным. Однако в конце концов я вылезаю из постели: надеваю школьную форму, съедаю завтрак, вежливо улыбаясь водителю, сажусь в машину. Все как всегда, но мои мысли все еще там, в цирке. С той девушкой. С Хошико.
Фрэнсис рядом со мной вытаскивает телефон и пересматривает вчерашние кадры. Затем сует телефон мне.
— Бен! — громко смеется он. — Посмотри-ка на этого парня, из номера со львами. Ты только взгляни на его лицо! Да он наложил полные штаны! Обидно, черт возьми, что мы не увидели, как его размазали по всему полу!
Я отворачиваюсь от него, надеваю наушники и смотрю в окно. Жаль, что я не могу полностью отключить его голос.
— Ну, как хочешь! Здесь есть суперские фотки.
Я не могу поверить, что мы с ним близнецы. Что когда-то я плавал рядом с ним в материнском животе. Делил с ним кислород, пищу, все такое. Как такое может быть?
— Ты хотел, чтобы он умер?
— Э-э-э… да! — на его лице появляется недоуменное выражение. — А ты разве нет?
— Нет! Я думаю, что это ужасно!
— Ужасно? Да это просто прикольно, Бен. Они всего лишь Отбросы: паразиты, которые присосались к нашему государству. — Он хихикает. — Для него будет лучше, если он умрет и тем самым избавится от страданий, прекратит свое бессмысленное, никчемное существование. — Брат с любопытством смотрит на меня. — Похоже, что ты им сочувствуешь. Это странно.
— Что странно?
— Думаешь об их чувствах, хочешь поговорить с ними. Я знаю, чего ты добиваешься, — он загадочно улыбается. — И я знаю, как положить этому конец.
— На что ты намекаешь?
Фрэнсис качает головой.
— Неважно. Ты сам скоро узнаешь.
Отвернувшись, я уставился в окно, но мне не удается заглушить его слова.
— Неужели ты превращаешься в девчонку?
Мерзкое ощущение в желудке становится почти невыносимым. Вряд ли я смогу сдерживать его дальше. Вот-вот что-то лопнет. Или взорвется. Разлетится на тысячу осколков. Возможно, это буду я.
Хошико
Вой утренней сирены молниеносно приводит Грету в сидячее положение.
— Как твои руки? — спрашивает она.
