Происходящее кажется мне нереальным. Может, это часть процесса или просто такой трюк. Я смотрю на сидящего Сабатини рядом. По его лицу видно, что он тоже потрясен.
— Черт! — сердито восклицает он. — Вообще-то их не собирались отдавать на корм акулам, во всяком случае, не раньше, чем в субботу вечером.
Он встает и жестом подзывает одного из охранников.
— Уводи всех отсюда! Быстро! — приказывает он. Я думаю, что он уже забыл о моем присутствии. — Шоу окончено!
Хошико
Как только мой грим готов, я опускаюсь в кресло, пытаясь найти в себе силы и воодушевление, повторяя про себя варианты приемлемых ответов.
Когда приходит Сильвио, я сразу понимаю, что он в ярости.
— Немедленно отправляйся туда! — приказывает он. — Быстро!
— Я думала, что я буду после Астрид и Луны, разве не так? — говорю я.
Он холодно смотрит на меня.
— Мне до тошноты надоело повторять тебе, чтобы ты не задавала мне вопросов. В данный момент дела у нас не слишком хороши. Мне нужно приготовить для Шоу Призраков совершенно новый номер, и у меня нет времени стоять здесь, отвечая на твои дурацкие вопросы. Делай, как тебе говорят, девочка, — он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается у порога, чтобы снова встретиться со мной взглядом. — Астрид и Луна погибли. Думаю, тебе все ясно? — с этими словами он выходит, громко хлопнув дверью.
Бен
Случившееся на демонстрации нового номера с акулами внезапно становится темой оживленного разговора: пятьдесят журналистов одновременно дают прямые трансляции о трагическом событии. Я пробираюсь сквозь толпу людей, наклоняюсь над краем одного из проходов и извергаю мой обед.
А когда поворачиваюсь, то вижу Стэнли. Тот, как всегда, притворяется, будто ничего не видит. Интересно, что он думает об этом?
Эти девушки, по всей видимости, мертвы. Никто не смог бы выжить после такого.
В моей голове слышится лишь голос Прии. Думайте сами. Судите сами. Решайте сами.
Теперь я знаю, что она имела в виду. Мне хочется одного: пойти домой и рассказать ей об увиденном.
Нет, неправда; все, что я хочу, это снова увидеть Хошико, а затем вернуться домой и рассказать все Прие.
Я остаюсь в проходе еще некоторое время, ожидая, что шум утихнет. Затем направляюсь в комнату, где состоится пресс-конференция. Здесь пока никого нет. Журналисты все еще там, возбужденно передают свои ликующие сообщения в прямой эфир новостных каналов.
Я усаживаюсь в кресло на одном из задних рядов и стараюсь сдержать дрожь в руках. Увы, это плохо мне удается. В конце концов комната наполняется людьми. В любую минуту я снова увижу ее.
Когда все рассаживаются, по внутреннему радио вновь раздаются фанфары, и Сильвио Сабатини появляется снова. Он расхаживает по арене, словно злобный гоблин. Возможно, он действительно наделен демонической силой, которая позволяет ему находиться в нескольких местах одновременно.
— Дамы и господа! — восклицает он хриплым голосом. — Какая восхитительная, насыщенная событиями ночь! Здесь, в цирке, когда мы обещаем заранее какой-то сюрприз, то всегда держим свое слово! И вот теперь, еще один подарок для вас: добро пожаловать на пресс-конференцию этого вечера! — Он неплохой шоумен, прекрасно знает, как следует выдержать интригу. Его улыбка приторна, как сироп, его голос обольстительно звучен. — Да, я знаю, что вы здесь не для того, чтобы увидеть меня, так что без дальнейших церемоний представляю вам звезду цирка Отбросов: гимнастку на трапеции и непревзойденную, потрясающую, неповторимую канатоходку Кошку!
Все зрители встают и неистово аплодируют. Я остаюсь сидеть, озираясь по сторонам.
Боковая дверь со стороны арены открывается, и появляется она в сопровождении двух охранников.
На ней изумрудно-зеленое платье, которое трепещет на ее бедрах и переливается рябью блестящего шелка. Вырез на спине достигает талии, перетянутой черным поясом. Я чувствую, как мои щеки вспыхивают румянцем.
Интересно, помнит ли она меня?
Я жду, когда она поднимет глаза и заметит меня в толпе, но девушка все время смотрит себе под ноги. Ее руки перевязаны бинтами, должно быть, она повредила их прошлым вечером.
Сильвио Сабатини начинает:
— Дамы и господа, это не наше шоу, это ваше шоу. Цирк существует лишь благодаря вашей щедрости и поддержке. Юная Хошико с радостью ответит на все ваши вопросы.
В течение нескольких секунд ничего не происходит, затем какая-то журналистка в первом ряду поднимает руку.
— Да, мадам? — с улыбкой спрашивает инспектор манежа.
— М-м-м, да, — женщина выглядит нервной. Похоже, ей около тридцати, вид у нее недовольно простецкий и немного неряшливый. — Я просто хотела сказать, что наблюдала за вашими выступлениями много раз и пребываю в полном восторге! Мне бы хотелось узнать, когда вы впервые поняли, что желаете стать артисткой цирка?
Если этот вопрос заставляет меня почувствовать злость, то у Хошико он должен вызвать ярость, но на ее лице остается маска безразличия.
— Каждый Отброс мечтает выступать в цирке, — отвечает она. — Чтобы хоть как-то обогатить жизнь Чистых. Это все, чего я когда-либо желала.
Первый вопрос вызывает волну новых вопросов, и теперь вверх взлетают десятки рук.
— Сколько часов в день вы тренируетесь?
— Какая часть вашего номера нравится вам больше всего?
— Сколько раз вы получали травмы?
Каждый раз девушка отвечает одинаково, все тем же размеренным, монотонным голосом. Похоже, она следует заранее написанному сценарию: это тщательно отрепетированная работа.
Я смотрю на Сабатини. Он наблюдает за каждым ее словом, и в его глазах я замечаю стальной блеск. Холодок пробегает по моему позвоночнику. Она не может сказать правду, ей это не разрешают.
Журналисты продолжают задавать вопросы, которые быстро становятся более личными и оскорбительными, по мере того как собравшиеся чувствуют себя все более и более уверенными.
— Как вы думаете, вы еще долго сможете выступать? — спрашивает какой-то журналист. Ее глаза сужаются, и она поднимает голову. Это длится всего мгновение, хотя, прежде чем она снова опускает голову, на ее лице появляется прежнее бесстрастное выражение.
— Я каждый день рискую своей жизнью, но это небольшая цена за удовольствие для публики.
Я заламываю руки, но все же не могу удержаться от вопроса. Мне нужно снова установить с ней контакт, хотя я пока не знаю, что собираюсь сказать, и поднимаю руку.
Инспектор манежа указывает еще на нескольких человек, предоставляя им возможность задать свой вопрос.
— Сколько смертей вы видели?
