Бен
Разинув рот, полицейский несколько секунд удивленно таращится на меня, а затем шепчет:
— Ради бога, тише! Не надо кричать!
— Но почему? Разве я не поднес вам себя на блюдечке? Теперь можно прекратить поиски. Никто из Отбросов не знает, что я здесь, клянусь вам. Я прятался здесь один.
Полицейский поспешно запирает дверь, через которую вошел, и поворачивается ко мне. Мне все это не нравится — он явно что-то задумал.
— Бен, Бенедикт или как там тебя звать, да, верно, ты наделал шума! Надеюсь, ты оценишь то, через что мы прошли из-за тебя и этой твоей канатоходки.
Он говорит очень тихо, и я вынужден напрягать слух, чтобы понять его.
— А теперь послушай меня. Я не знаю, сколько у нас есть времени. Но не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Меня зовут Джек. Я твой друг.
Что он хочет этим сказать? Неужели он думает, что перед ним несчастный, невинный мальчик, похищенный Отбросами?
— Амина связалась со мной. Мы выведем отсюда тебя и девчонку.
Я ему не верю. Ни для кого не секрет, что полицейские ненавидят Отбросов. Это непременное условие, без которого не берут служить в полицию. А еще приветствуется любовь к насилию.
— Тебя разыскивают по всему цирку, — продолжает он. — Мы должны вывести тебя отсюда. Амина что-то говорила про ящик с реквизитом.
Я тупо киваю. Это совсем не то, чего я ожидал.
— Тебе нужно снова в него залезть.
— Не могу, — говорю я. — Я сдаюсь.
Теперь его очередь пребывать в недоумении.
— Они увели Хошико! — восклицаю я.
— Послушай, хватит изображать из себя мученика. Этим ты ей не поможешь. Им известно, что ты был с ней — ты не слишком ловко замел следы.
Как-то он подозрительно спокоен. Неужели ему непонятно, насколько серьезна эта ситуация?
— Они наверняка уже пытают ее! Почему ты тратишь на меня время? Если кто в опасности, так это она!
— Знаю, но я тебе не чертов цирковой фокусник. Я должен вывести тебя отсюда, а уже потом будем решать, как нам вызволить твою девчонку.
— А что, возможно, ее не удастся вызволить?
Он смотрит на меня и медленно качает головой.
— Если честно, дружище, ты должен быть готов к тому, что мы не сумеем вытащить ее отсюда. Сейчас она заперта. Если мы войдем и попытаемся вывести ее, это будет слишком подозрительно.
— Но я не могу уйти без нее!
— Отлично тебя понимаю, ты за нее переживаешь. Но этим ты ни себе, ни ей не поможешь. Успокойся и залезай в ящик. Я переправлю тебя в безопасное место, а потом мы что-нибудь придумаем.
Он нервно смотрит на дверь.
— Сюда в любой момент может зайти мой коллега, не питающий особой любви к Отбросам, и он посадит тебя под замок. И тогда тебе точно не видать ее, как собственных ушей.
Неужели он это искренне? У него дружелюбное лицо, добрые зеленые глаза. Уголки губ приподняты вверх, и поэтому кажется, что он постоянно улыбается.
Если бы он хотел причинить мне вред, то уже давно бы это сделал. Должно быть, есть какая-то причина, почему он никого не позвал себе на помощь.
Постепенно до меня доходит смысл его слов: если я хочу, чтобы Хошико спаслась и убежала отсюда, я должен довериться ему. Впрочем, есть ли у меня выбор?
— Только спокойно. Только спокойно. Только спокойно, — тихо повторяю я в надежде, что это поможет мне совладать с паникой.
«Только спокойно. Только спокойно. Только спокойно», — мысленно повторяю я, пока мы торопливо направляемся к лазарету. Я залезаю в ящик. Полицейский захлопывает крышку, и я снова оказываюсь во тьме. Чувствую, как ящик приходит в движение. Его катят по коридорам цирка бог знает куда.
Хошико
Прежде чем Сильвио возвращается, проходит целая вечность. В нем что-то изменилось: он снова непробиваем, к нему снова вернулось самообладание.
Сильвио с мерзкой улыбочкой наклонятся ко мне — так близко, что я невольно вздрагиваю. Он же нарочито медленно становится на мои обожженные ноги. Под его весом боль пронзает меня до самых костей, но я не подаю вида, что мне больно. Лишь, не моргая, смотрю ему в лицо.
— Хошико, — он улыбается, едва ли не с отеческой любовью глядя на меня, и качает головой, — я тебя знаю. Я знаю, как ты работаешь, какая ты упрямая. Если ты будешь продолжать в том же духе, мы просидим здесь целый день. — Он снова давит мне на ноги. — Ничего, я знаю способ, как это можно ускорить. Пойдем со мной.
Он хватает меня за руку, выволакивает из трейлера и тащит за собой через весь двор. То, что у меня серьезные ожоги, не играет никакой роли, тем более сейчас. Он тащит меня через весь цирк на манеж. В огромном помещении царит тишина. Что он задумал?
Сильвио садится в одно из кресел и, сложив руки на груди, откидывается на спинку.
— Как я уже сказал, я знаю тебя, Хошико. Что бы я ни сделал с тобой, ты не заговоришь. А теперь хорошенько оглянись по сторонам. Ну как, ты готова изменить свое поведение?
От злорадного блеска в его глазах у меня в жилах холодеет кровь. Я обвожу взглядом арену. Смотрю на ряды кресел, затем на манеж.
Затем снова на него. Он поднимает глаза кверху. Я тоже медленно приподнимаю веки и смотрю на канат. На мой канат. Там, высоко над нашими головами, висит чье-то тело. Подвешенное на веревке, оно, словно гигантский маятник, медленно раскачивается взад-вперед. Гротескная пародия на мое выступление на трапеции.
Сильвио вытаскивает из кармана пульт дистанционного управление и нажимает на кнопку. Оживают экраны, подтверждая то, что я уже знаю.
Это мертвое тело.
Это мертвая женщина.
Это Амина.
Я не понимаю, что происходит в следующее мгновение. Все вокруг меня исчезает. Остаюсь только я. Передо мной длинный темный тоннель. И в конце этого тоннеля словно маятник качается Амина.
Она мертва.
Мертва из-за меня.
Должно быть, я рыдаю или кричу, не знаю. Я рассыпалась на тысячи мелких осколков, и теперь они валяются повсюду.
Похоже, Сильвио понял: внятного ответа ему от меня сейчас не дождаться, и он снова тащит меня по коридору. Внезапно он останавливается и резко разворачивается в противоположном направлении.
— Впрочем, нет. Давай-ка побудь вот здесь. Тут тебе будет над чем поразмыслить, в буквальном смысле слова. Как только закончится истерика, советую тебе внимательно оглядеться по сторонам, чтобы ты заглянула в свое будущее. — Он смеется и наклоняется почти к самому моему лицу. Мне видно лишь, как горят его темные глаза. И еще у него отвратительно воняет изо рта.