Когда Прия расставляет тарелки, я пытаюсь поймать ее взгляд, но она не обращает на меня внимания и не улыбается своей тайной, заметной только мне улыбкой.
Мать внезапно насмешливо фыркает. В этом звуке столько презрения, что все мы невольно поворачиваем к ней головы, даже Фрэнсис. Она молча передает свой планшет отцу, и тот просматривает сообщение на экране. Затем усмехается и возвращает девайс.
— Я полагаю, ответ будет отрицательным?
— Конечно, ответ будет отрицательным!
Ее холодные голубые глаза обращены на меня и Фрэнсиса.
— Нам предложили билеты в цирк, — говорит она. — Ложа для особо важных персон. Премьерный показ сегодня вечером.
Я оглядываюсь на Прию. Она стоит в углу, склонив голову. Я не хочу, чтобы она снова сердилась на меня, но и не могу упустить такую возможность.
— Думаю, я бы охотно сходил туда, — осторожно говорю я. Возникает смутное ощущение, что матери не понравились мои слова.
Она смотрит на меня и неодобрительно хмурится.
— Ты на самом деле хочешь полюбоваться на этот биомусор? Понаблюдать за тем, как деградирует эта жалкая кучка Отбросов? — Она насмешливо вскидывает бровь. Есть у нее такая привычка. — Почему именно туда, Бенедикт?
Мне тотчас становится неуютно под ее взглядом.
— В нашей школе все туда идут, — уклончиво отвечаю я, понимая, сколь неубедительно звучит мой ответ, и спешно добавляю: — Думаю, от этого была бы несомненная польза. Неплохо хотя бы раз увидеть, что там происходит. Своего врага нужно знать в лицо, только и всего.
— Хм. Так ты говоришь, что в школе все пойдут? Фрэнсис, что ты скажешь по этому поводу?
Мой брат пожимает плечами.
— Думаю, там будет весело. Особенно если там что-то произойдет, ну, вы понимаете, что я имею в виду. — Его глаза сверкают недобрым блеском. — Я бы с удовольствием посмотрел на это!
Отец резко ставит чашку на стол, расплескивая кофе.
— Даже не думай! — его голос звучит непривычно жестко и решительно.
— Я бы воздержалась от категоричных высказываний, Питер, — заявляет мать. — Не забывай, что на мне лежит руководство партией. Появление на таком важном событии укрепит мой авторитет, что может стать решающим фактором нашей победы.
— Нет! Я не желаю, чтобы ты подвергала риску жизнь мальчиков ради своей репутации!
— Ты говоришь так, будто я иду на это исключительно ради собственного тщеславия. Нет, ради тебя и ради них. Я тружусь на благо всей нашей семьи. Я делаю это для всех нас!
— Ты делаешь это для себя. После того, что случилось, мы договорились, что защитим их, несмотря ни на что.
После того, что случилось. Они всегда повторяют это, когда имеют в виду то происшествие. Как будто мы не в курсе.
Все еще так свежо в моей памяти.
Чья-то рука в толпе… она хватает меня, оттаскивая от родителей. Нож у моего горла. Выстрелы.
— Прошло два года, сейчас все по-другому. Отбросы теперь находятся под жестким контролем.
— Это злит их еще больше, разве ты не понимаешь? А значит, делает очередную попытку вполне вероятной.
— Мы возьмем дополнительную охрану, да и полиция будет рядом. Подумай сам, что они могут сделать?
— Что угодно! Они способны на многое. Зачем подвергать мальчиков опасности?
Ее тон оставался дипломатичным.
— Мы не можем вечно содержать их в тепличных условиях, пойми это, Питер.
— Мы не содержим их в тепличных условиях, мы защищаем их, насколько это возможно. Привести их в гущу толпы диких озлобленных Отбросов — просто глупо. Глупо и опасно. И это не просто Отбросы; это цирк Отбросов. Самых отъявленных негодяев, каких только можно себе представить!
Но мать будто не слышала его.
— Там будут камеры наблюдения и тысячи людей. Потом все напишут об этом в Интернете, — она представила себе результаты посещения цирка, и в уголках ее рта заиграла еле заметная улыбка.
— Мы никуда не пойдем. Я категорически против.
Они склонились вперед, прожигая друг друга взглядом. Мать, как всегда, являет собой истинный символ власти: накрахмаленная белая блузка, дорогой синий жакет, безупречная короткая стрижка на рыжих волосах.
Отцу до нее далеко. Модная рубашка узковата, галстук повязан чуть криво, волосы на макушке заметно поредели.
Я задерживаю дыхание.
Прошло всего несколько секунд, и отец отворачивается.
— Делай, что хочешь. Делай все, что тебе угодно, — в его голосе одновременно слышится раздражение, покорность и признание своего поражения. — Ты все равно поступила бы по-своему!
Легкая победная усмешка возвращается на лицо моей матери.
— Ну, тогда решено. Готовьте свои праздничные наряды, мальчики, — ее голос так и струится сарказмом. — Мы идем в цирк!
Хошико
Вой утренней сирены вырывает меня из сна. Должно быть, я уснула не более часа назад, и теперь моя голова еще тяжелее, чем обычно. Возле меня на месте Греты осталась теплая ямка. Вероятно, она уже встала и вместе с остальной малышней помчалась в места общего пользования. Бог знает откуда в них берется энергия для игр и забав. Амины тоже нигде не видно — она отправилась в лазарет проведать своего пациента.
Я встаю в длинную очередь, протянувшуюся в столовую, беру свою порцию и вдруг замечаю впереди знакомую копну темных, кудрявых волос. Амина. Она уже здесь, в углу, в конце одного из огромных деревянных столов, которые заполняют все помещение.
Почти все места за столами уже заняты, но есть два свободных места напротив Амины. Она заняла их для нас с Гретой.
Я присаживаюсь на скамью и смотрю на поднос. Две таблетки витаминов, которые, как утверждают, содержат все необходимые нам питательные вещества, серая овсянка и стакан молока. Я не помню, когда в последний раз у нас было молоко. Амина криво улыбается.
— Не слишком радуйся молоку. Понюхай, прежде чем решишь попробовать.
Я склонилась над пластиковым стаканчиком. К горлу тотчас подкатила тошнота — молоко совершенно прокисло.
Амина смеется.
— Похоже, сегодня мы все будем страдать от жажды.
— Это не смешно. — Я хмуро смотрю на нее. Амина поднимает брови и оглядывается. Охранник проходит мимо стола, грозно оглядывая всех в столовой. Как только он отдаляется, Амина наклоняется вперед.
— Лучше смеяться, чем плакать. Помни, не позволяй им сломать тебя, — шепчет она.
К нам с подносом в руках осторожно направляется Грета. Сегодня она успела в последнюю минуту получить свою порцию. По сигналу ставни на раздаче закрываются. Тот, кто опоздал, уже не получит свою порцию «соблазнительного» угощения на завтрак.
