И дрожащими пальчиками погладила своего мальчика по щеке. Мальчик даже не моргнул.
Тогда Маша, стараясь не замечать неотступно следующих за ней зрачков, снова уползла под одеяло и выползла уже с другой стороны кровати. Нашарила свои мягкие тапки с мордочками и убежала на кухню, где выкурила две тонкие нетянущиеся сигареты.
А когда вернулась, Владик уже спал носом к стенке.
Утром он над ней, конечно, посмеялся и сказал, что сразу надо было говорить. Владик, оказывается, в детстве упал с дерева и с тех пор страдал лунатизмом. Класса до пятого страдал еженощно, и бедная мама даже несколько раз ловила его на балконе. И по квартире он бродил, и тарелки из шкафа доставал с неизвестными целями. А теперь вот он только в постели приподнимается, глаза открывает и иногда разговаривает.
И ничего в этом страшного нет.
Маша опять утешилась, развеселилась и, еле дождавшись, пока Владик уйдет, стала звонить подружкам и рассказывать, какой он у нее, оказывается, лунатик. А на ужин приготовила ему мясо с помидорками, по рецепту из Интернета, чтобы еще раз показать, какая она хозяюшка.
И еще неделю Маша почти не пугалась, когда встречалась сонным взглядом с белыми, холодными глазами и цепко за ней следившими соринками зрачков.
А потом ей приснился сон, будто она идет куда-то по улице, вся легкая, веселая и благоухающая недавно подаренными духами. И видит на другой стороне подружек, они машут ей и улыбаются. Маша хочет перейти дорогу и не может, будто зацепилась за что-то, только тоненькие каблучки беспомощно скребут по асфальту. Маша удивляется, рвется вперед, а подружки вдруг меняются в напудренных лицах, кричат что-то и указывают Маше за спину. Маша боится увидеть что-нибудь страшное и не оборачивается сначала, а потом не выдерживает и косится все-таки назад.
А там стоит Владик и, впившись в нее стеклянным ночным взглядом, крепко и равнодушно держит Машу за плечо.
Стоит ли говорить, что, проснувшись с испуганным всхлипом, она обнаружила, что Владик ее действительно держит и смотрит все так же внимательно. А яркие губы его, подернутые нежными трещинками, шепчут что-то неуловимое.
Маша еле освободилась от мужественных рук, прижимавших ее к подушке, и остаток ночи провела на гостевом диванчике. Утром Владик над ней опять посмеялся, и даже немного обиделся. Маша и корила себя, и ругала, и вспыхивала от смущения, но потом все равно, включив подаренный Владиком красненький ноутбук, до позднего вечера читала всякие жуткие истории о людях, которые бог знает что творили в лунатическом забытьи.
Подружки Машу подбадривали и хихикали, а мама, истомившаяся в ожидании внуков, потребовала не брать в голову всякие глупости. Звонить же Владиковой маме, чтобы узнать, не способен ли ее сын на что-нибудь страшное в состоянии лунатизма, Маша, конечно, не решилась. А потом и почти успокоилась – ну подумаешь, прижал он ее к подушке и шептал что-то. Любимый же, добрый и щедрый. И такой внимательный, особенно когда смотрит ночью…
Маша быстро научилась не просыпаться ночью и от тяжелой руки на своем плече, и от неразличимого шепота, и даже не убегать на диванчик, если все-таки проснулась и встретила неподвижный пристальный взгляд. Ведь, если спокойно подумать, в этом и нет ничего страшного, просто она сама молодая и впечатлительная. И довольно скоро гораздо больше ее стало волновать не то, смотрит на нее во сне Владик или не смотрит, а то, когда же он сделает ей предложение. Тем более, что как-то, вернувшись домой раньше времени, она услышала, как он тихо и убедительно обещает кому-то по телефону:
– Скоро уже. Скоро. Я подготовился.
Обнаружив Машино присутствие, Владик прервался на полуслове, попрощался и повесил трубку. А Маше сказал, что это мама звонила. Оттого, что Маше очень хотелось замуж, она истолковала это незначительное событие в свою матримониальную пользу.
А еще через пару ночей Маша все-таки проснулась от особенно громкого шепота. Владик, как и следовало ожидать, опять на нее смотрел и шевелил обветренными и горячими губами, повторяя одно и то же. Маша приподнялась и приблизила ухо к его шелестящему рту. Сначала ей показалось, что она слышит какой-то случайный набор звуков, но уже через пару секунд они вдруг сложились в слова.
– Дай гляну, что у тебя внутри, – отчетливо прошипел Владик и ровными, хищными зубами прикусил мочку Машиного уха.
Маша завизжала, вырвалась, сразу же почувствовав в районе отверстия для сережки неглубокую, сочащуюся сукровицей царапину, и, ничего почти не соображая, кинулась одеваться. Потом вспыхнул свет, и через какое-то время ослепленная Маша увидела Владика, раздетого и растерянного. Она ему что-то кричала.
– Ты хочешь меня бросить за то, что я лунатик? – тихо спросил Владик и заплакал.
У него было такое мужское, уверенное лицо, что Маша оторопела, когда оно вдруг по-детски сморщилось и заблестело слезами. Путаясь в наполовину надетых брючках, Маша кинулась его утешать. И все произошедшее сразу представилось ей мелкой глупостью – с ее, разумеется, стороны.
На следующий день он никуда не пошел, и они до самого вечера нежились в постели. Владик обещал, что скоро повезет Машу за город на автомобиле, дул на укушенное ухо и предлагал купить новые сережки. Маша в ответ лукаво просила колечко и новые сапожки с пряжечками. Владик был такой добрый, что ей даже удалось выпросить внеплановый поход за одеждой, кашемировое пальто и новый смартфон, и Маша уже предвкушала радостную зависть подруг.
И даже не пришлось демонстрировать в качестве ответной меры свою хозяйственность – Владик заказал на дом пряную и пахучую китайскую еду, которую Маша очень любила.
И они еще долго ворковали и кормили друг друга кусочками сладковатого мяса вперемешку с поцелуями и обещаниями.
Засыпать все равно было тревожно, но утомленная и почти успокоенная Маша все-таки задремала. И не просыпалась ни от неподвижного взгляда, ни от громкого шепота, ни от тяжести руки, вдавившей ее в подушку.
Затрепыхалась Маша только тогда, когда другая рука плотно зажала ей рот, а острые зубы вцепились в подернутую нежным пушком щеку. Маша глухо заверещала, царапая крепкую спину Владика нарощенными ноготочками, забила ногами, ударила щедрого и любимого в прикрытую трусами выпуклость и, неожиданно почуяв свободу, буквально взлетела над кроватью, сбросив на пол одеяло, и босиком убежала в ванную. По пути ухватив с тумбочки в коридоре, которая с грохотом упала за ее спиной, свою крохотную, гремящую всем необходимым порядочной девушке сумочку.
Заглушая панический страх включенной на полную мощность водой, дрожащая Маша распотрошила сумочку, усеяв кафель косметическими мелочами, тампонами и карточками, с воплем облегчения вцепилась в поблескивающий одиноким стразом на крышке мобильный телефон и на несколько секунд замерла, решая, куда звонить – в полицию, маме или все-таки подружкам, одна из которых недавно обзавелась крепкого телосложения мужем и вдобавок жила на соседней станции метро.
