И тут случилось неожиданное. Из леса, размахивая руками и смешно подпрыгивая, вылетел Валера. Он бежал почему-то не по дорожке, а напролом, через крапиву, борщевик и ту высокую зеленую дрянь, которую дети называют «бамбук».
Вопящий Валера влетел в машину с той стороны, где сидел Виталик, прямо по Виталику переполз на водительское место и повернул ключ.
– Куда?! Что?! А Кирюха?! Ты чего?! – обрушились на него пассажиры.
Машина не заводилась. Валера, трясясь и щелкая зубами, сначала отчаянно, до скрежета орудовал ключом и бессмысленно жал на педали, потом обмяк и затих.
– Что там?! Где Кирюха?! Чего ты?! – снова атаковали его Санек, Светка и Виталик.
Валера медленно обвел их остановившимся взглядом, затравленным и жалобным, и шепотом сказал:
– Там белое… длинное…
В этот момент машину сотряс первый удар. Что-то гулко стукнулось в правую переднюю дверь, и престарелая Валерина «ласточка» ощутимо качнулась.
– Чего?! – возмутился Санек, а Светка взвизгнула.
Удар повторился, теперь – с другой стороны, ближе к багажнику. Потом опять стукнули спереди. Машина жалобно скрипела и покачивалась, а одуревшие от страха пассажиры поджимали ноги, отчаянно вскрикивая и только изредка пытаясь выглянуть в окно. Увидеть, что же врезается в бока автомобиля, точно разъяренный кабан-секач, им и хотелось, и очень не хотелось одновременно. Валера, хрипло пыхтя, все пытался реанимировать заглохший двигатель.
– Не надо! – вдруг тоненько завопил, непонятно к кому обращаясь, вжавшийся в сиденье Виталик. – Ну не надо! Ната… Наташенька, не надо, пожалуйста!
«Свихнулся», – тоскливо подумал Санек и тут же шарахнулся от двери, которую чуть не вспучило от удара.
– Наталья, не надо! – выл Виталик. – Натаа-алья, пожалуйста!..
Секунды на три воцарилась тишина, но потом атака на машину продолжилась. На одной из дверей треснуло стекло, и Светка зажмурилась, чтобы не видеть, как страшно рассерженное неизвестно что разобьет окно и запрыгнет в машину. И выколупнет их, как консервы из банки…
– Евна… евна… – бессмысленно забубнил Виталик, у которого всю кучерявость на голове вздыбило от ужаса. – Наталья Васильевна, не надо! Наталья Василь… Наталья Геннадьевна, ну не надо, ну пожалуйста! Наталья Андре-е-е-евна-а!..
– А если она и не Наталья совсем?
– А кто?!
– Наталья Аркадьевна! – закричал Санек. Что-то шмякнулось уже об крышу, и Санек истошно, как молодой бычок на бойне, взревел: – Наталья Аркадьевна, не надо! Мы больше не будем!
– Простите нас! – рыдала Светка. – Наталья Аркадьевна, не надо, простите нас, пожалуйста!
Все орали так отчаянно, с надрывом и слезами, что не сразу заметили, как снаружи стало тихо. И машину больше не качало. И снова запели птицы. По шоссе протащился грузовик, оставив за собой облачко ядреного шансона.
– Ушла, – шепнул Санек и, прежде чем все начали его отговаривать, открыл дверь. Вылез, отошел на пару метров, посмотрел на машину, покрытую старой пылью и новыми вмятинами, на бледные лица с выпученными глазами, которые глядели на него из салона. Выпрямился, чувствуя прилив внезапной бестолковой радости, широко развел руками и крикнул уже громко:
– Ушла!
Кирюху искали два дня. Первый – своими силами, правда, поиски начали уже к вечеру, когда наконец пришли в себя и решились зайти в лес. На второй день искали уже с Кирюхиными родителями, которые из сбивчивых рассказов поняли одно: молодежи лишь бы собраться тесной компанией, нажраться водки вперемешку бог знает с чем, а о последствиях никто не думает.
Нашли Кирюху ранним утром третьего дня грибники, прочесывавшие прозрачный березнячок у деревни Ларево, в десяти километрах от Валериной дачи. Нашли, как ни странно, живым. Кирюха сидел на полянке, чем-то очень удивленный, срывал травинки и жевал их. Сидел он тут, судя по всему, давно, по нему ползали муравьи и другая лесная гадость. Лицо у Кирюхи было сильно исцарапано, губы разбиты, а еще он где-то лишился переднего зуба. Дальнейшая судьба Кирюхи могла бы сложиться плачевно, если бы в Ларево не снимали дачу хорошие знакомые Валериных родителей, которые были в курсе молодежного дебоша и его неприятных последствий. Несколько телефонных звонков – и все еще крайне удивленный Кирюха вернулся в лоно семьи.
Валере здорово влетело за бардак в доме и особенно – за помятую машину. Отец сказал, что ремонт Валера будет оплачивать сам, и наказанный сын познал все прелести работы в известной сети быстрого питания. Еще и курьером подрабатывать пришлось, потому что отец велел восстановить семейный транспорт в максимально короткий срок.
Валера, кстати, совершенно бросил пить, а затем и вовсе стал сердитым вегетарианцем. Санек со Светкой расстались окончательно, и Светка тут же выскочила за кого-то замуж. Сам Санек бросил институт, устроился работать, и следы его затерялись. Виталик же совершенно неожиданно ударился в религию, отрастил жидкую отшельническую бородку, и общаться с ним стало совершенно невозможно.
Кирюху долго лечили и почти вылечили. На память о произошедшем у него остался логоневроз – часто, пытаясь что-то сказать, Кирюха морщится, комкает рот и надрывно мычит. Собеседникам становится неловко, а Кирюха, разлепив наконец непослушные губы, продолжает разговор как ни в чем не бывало.
Как ни странно, он единственный из всей компании все еще приятельствует с Валерой. Но видятся они редко, хотя дачи их родителей по-прежнему находятся в соседних кооперативах. Оба так никому и не рассказали, что же предшествовало Валериному позорному бегству из леса, и куда они в итоге дели камень. И что, в конце концов, случилось потом с Кирюхой.
Больше ни к кому из них по ночам никто не приходил. Но компания, такая дружная, веселая и легкая на подъем, развалилась.
И это самое обидное.
Бусы
Эта странная история произошла в те времена, когда Всемирная информационная паутина только начинала опутывать нас, и дети гуляли во дворах, а не в социальных сетях. Тогда новости о том, что во дворе что-то случилось или случается – прямо сейчас, – расползались быстро. Даже если речь шла о чем-то совсем незначительном – белейшая собачка томной Ларисы Павловны из второго подъезда порезала лапку, на гараже появилась новая надпись, дворовый пьяница оккупировал песочницу и воет там о чем-то, к Костику из четвертого подъезда приехала бабушка из другого города, и она странная, в «хозяйственном» сегодня – санитарный день, а толстому капризному Саше купили новый велосипед с оглушительным звонком… Слух разносился моментально, но при этом – соблюдая загадочный возрастной ценз. Он предпочитал отчего-то или тех, кому меньше восемнадцати, или тех, кто старше шестидесяти. А если в курсе были и те и другие, то это означало, что скоро информация просочится к промежуточным поколениям, потому что она – важная.
Вот и в тот день, довольно жаркий для раннего июня, весь двор моментально облетела новость, что Ленка и Олька нашли интересное. Настолько замечательное и даже прекрасное, что они никому находку не показывают. Дворовый молодняк был заинтригован. Олька с Ленкой, русоголовые сестренки-погодки незначительной внешности, копошились под кустом чубушника у четвертого подъезда, перешептывались и опасливо озирались по сторонам, глаза у них горели, а кармашки что-то заметно оттопыривало. Было также замечено, что обе внимательно рассматривают траву под ногами и копаются то в лопухах, то в подорожнике.
