— А поскольку мел находился в руке Катрины Хагебак, — подумала вслух Сара, — это намек на то, что именно она была сатанисткой, а убийца покарал ее, принеся в жертву ее животное-фетиш.
— Наверное, следовало бы поискать среди религиозных экстремистов, — предложила Ингрид.
— Вам в ваших поисках не попадалось слово «иеро»?
— Э-э… нет, мне очень жаль.
— Есть что-нибудь еще?
— К сожалению, нет. Я старалась перепроверять информацию, поэтому не успела…
— Все отлично, Ингрид.
Молодая сотрудница полиции вяло улыбнулась и попыталась выпрямить спину.
— А… с Эмили… я… хотела знать, как…
— Все случилось очень быстро, — соврала Сара, увидев в глазах молодой женщины смертельный страх. — Сожалею, но время траура наступит позже. Мы должны сосредоточиться на работе. Продолжайте поиски в направлении религиозных групп, известных фактами насилия против сатанистов. И, если останется время, найдите мне значение слова «иеро», как бы оно ни писалось.
Сара заметила в глубине палатки макушку Геральда Мадкина, которому поручила поиск человека, фрагмент отпечатка пальца которого был обнаружен на плече Катрины Хагебак.
Она пошла к нему, горячо желая, чтобы у него были для нее хорошие новости.
— Кусок отпечатка заговорил? — спросила Сара.
— К сожалению, как я и опасался. Образец слишком мал, чтобы можно было применить метод экстраполяции. Даже в Осло они ничего не добьются…
Сара невозмутимо приняла дурную новость.
— Я также провел анализ отпечатков пальцев убитых нападавших, — продолжал Геральд Мадкин. — Они не числятся ни в одной картотеке…
Сара кивнула, довольная тем, что ее предположение подтвердилось. Но это никак не помогало продвижению расследования. Теперь только Николай Хауг мог помочь ей совершить прорыв.
Она вышла из палатки и позвонила старому начальнику полиции, прикрывая рукой микрофон трубки, чтобы ветер не заглушал ее голос.
— Что вы установили относительно близких Катрины Хагебак, проживающих в окрестностях? Алиби надежные?
— Как вам удается?
— Простите?
— Была перестрелка, в которой вас чуть не укокошили, министр внутренних дел вас перед всеми унизил, через… менее чем через час вас заменят другим сотрудником, а я не слышу в вашем голосе ни единой нотки волнения. Черт, кто вас научил этому трюку?
«Жизнь», — хотела ответить Сара, но это вызвало бы слишком много вопросов, особенно неуместных в данный момент.
— Не важно, — ответила она. — Я вас слушаю.
— О’кей. Пока что я ничего не нашел. Опросил полтора десятка человек, которые могли бы встречаться с ней в последние двадцать четыре часа, но, как я вам уже говорил, все они находились либо у друзей, либо на работе, либо в магазинах… Короче, у всех железобетонное, легко проверяемое алиби. У меня такое ощущение, что я зря потерял время.
«И я так считаю», — подумала Сара.
— Новый руководитель расследования, который сменит меня, сам решит.
Она уже хотела закончить разговор, когда Хауг ее окликнул:
— Эй… Я же вам говорил, что это устроили русские. Почему вы, столичные, никогда не верите людям?
— Я здесь не затем, чтобы верить или не верить, а чтобы установить истину.
Подавленная, но держа спину прямо, Сара вернулась в палатку Триммера.
Видя, что она входит, он жестом подозвал ее.
— Я нашел нечто, что могло бы вас заинтересовать, — заявил он, довольно щурясь от того, что может помочь Саре. — С первого раза я ее не заметил. И неудивительно: она спрятана между пальцами ног. Но посмотрите…
Он развернул лампу и направил ее свет на ступни ног Катрины Хагебак.
— Возьмите это, будет лучше видно.
Сара поднесла протянутую ей лупу к глазам и в конце концов разглядела маленькую надпись, вытатуированную на коже премьер-министра: «Этта».
— Есть идея, что это может значить? — спросил Триммер.
Сара пожала плечами. Имя близкого и дорогого человека? Но кого именно? Это имя ни разу не встречалось в досье секретных служб на Катрину Хагебак, в которое собирали данные как по ее общественной, так и по частной жизни.
Пока что это стало для Сары еще одной загадкой.
— Ладно. Мне очень жаль, но никакие новые анализы ДНК с места преступления не позволили идентифицировать подозреваемого.
Сара не ждала чуда, но все-таки эта новость добавила ей огорчений. Триммер это почувствовал.
— Вы знаете этого Петера Гена?
Сара покачала головой.
— Жаль, что так получилось, — сказал он. — Но, позвольте заметить, это не ваша вина. Думаю, министр внутренних дел просто запаниковал и решил поручить расследование человеку, которого он знает лично…
Сара из вежливости коротко кивнула и, выйдя на холод, обнаружила, что ей пришло сообщение. Отправитель — полиция Осло — просил связаться с Отделом криминальных архивов.
К ней вернулась надежда, и она торопливо набрала номер.
Ответивший ей сотрудник сообщил, что, к сожалению, в архивах не имеется данных о преступлении, в котором фигурировали бы бычья голова, мел и удары мечом по голове.
— Да, мы также запросили международную картотеку, — заверил ее собеседник. — Тоже ничего. Мы дошли до 1900 года, мадам. Вводили ключевые слова вместе и порознь. Такой способ совершения преступления неизвестен ни в Норвегии, ни где-либо в мире.
Как бы сильно ни был разочарован сотрудник архива, он, сам о том не догадываясь, объявил Саре, что ее расследование окончательно зашло в тупик.
Она убрала телефон в карман парки и несколько секунд неподвижно стояла перед домом Катрины Хагебак. Туман вился вокруг ее ботинок, скользил между травинками, а над островом в серо-стальном небе кружили птицы.
Проходивший мимо полицейский отвел взгляд. Двое дежуривших у входа в дом сделали то же самое, когда она поравнялась с ними.
Сара поднялась на второй этаж и села там, где слушала запись рации телохранителя.
Оставшись одна в погруженном в тишину доме, она учинила себе жесткий допрос: что не так она сделала в этом расследовании? Почему у нее ничего не складывалось?
И вдруг саданула кулаком по столу. Звук от удара получился громким, а боль поднялась вверх по руке.
Изумленная собственным поступком, Сара рассматривала кулак, как будто он был не ее. Изумление сменилось страхом. Неужели, потеряв свой талант сыщика, она утратила и самообладание? Это она, которая всегда умела сохранять спокойствие?
Цепочка ассоциаций застала ее врасплох, и в мозгу вновь всплыли старые страхи и тревоги. Она думала, что давно победила их.
