— Я смотрю ее расписание на 11 и 12 декабря и вижу визит в Данию на вторник и другой, в Великобританию, на среду. Относительно этих поездок существовала такая же инструкция?
— Нет. Между прочим, Катрине не очень хотелось совершать эти две поездки. Намеченную на вторник встречу Северного совета министров в Копенгагене она назвала скукотищей, а встречу с британским премьером по вопросу Брексита — бесполезной.
Разочарованная, Сара поблагодарила Ким Норвик.
— Еще один момент, инспектор… Я не знаю, о чем собиралась говорить мадам Хагебак. Зато я помню, что примерно недели три назад она мне сказала, что, начиная с 10 декабря, произойдет нечто важное. Что она и еще два человека, хорошо ей знакомые, обнародуют открытия, которые изменят мир, и что надо готовиться к перевороту в истории цивилизации.
— Почему вы не сообщили мне этого раньше?
— Потому что в тот вечер, когда мадам Хагебак сказала мне это, она была какая-то странная, а на следующий день заставила меня поклясться в том, что ничего об этом не скажу, даже если с ней что-то случится. Но…
— Она сказала именно этими словами?
— Да. И, если уж говорить всё, меня впервые напугал ее взгляд, как будто она стала совсем другим человеком, не таким, каким была прежде.
«Что же такое важное готовила Катрина Хагебак? И с кем?» — вновь спросила себя Сара.
— Может быть, есть что-то еще, что вы должны были сказать мне раньше, Ким?
— Нет, мадам… разве только, что мне страшно.
«И, возможно, не напрасно», — подумала Сара, прежде чем ответить:
— Мужайтесь.
И положила трубку.
Значит, на момент смерти Катрины Хагебак готовилось нечто важное. Нечто масштабное, требовавшее участия других людей, которые были ей близки. Ада и Людмила?
А если убийство совершила одна из них? Возможно, поэтому Катрина так старательно уничтожала улики, которые позволили бы быстро найти ее убийцу. Несмотря на боль, премьер-министр старалась сделать все, чтобы дело, которое она защищала вместе со своими союзниками, осталось тайной для полиции.
Предположение несколько надуманное, но не абсурдное, решила Сара. Особенно с учетом странностей этого дела и тайны, окружающей вовлеченных в него лиц.
Глава 25
В 22.38, одетая в рабочий белый халат, она встала и приоткрыла дверь своего кабинета. Коридор Института истории наук был пуст. В этот час все сотрудники уже были дома. С легким уколом в сердце она представила себе встречи мужей, жен и детей в этих уютных домах, уже украшенных к Рождеству.
Она никогда не жалела ни о выборе одиночества, сделанном двадцать лет назад, ни о договоре, который управлял каждой минутой ее жизни. Но до самой своей смерти она будет жить с привкусом горечи от того, что не познала ту жизнь, о которой мечтала маленькой девочкой. Что будет ничтожно малой жертвой в глазах истории.
Она несколько раз без перерыва моргнула, как делала всегда, когда нервничала, потом закрыла дверь, на которой висела табличка «Дирекция департамента палеобиологии», и заперлась на ключ. Опустив ламели жалюзи, чтобы укрыться от любопытных взглядов, она снова заняла место за широким рабочим столом.
Компьютер находился в спящем режиме, и она увидела на экране монитора собственное отражение. Нервное напряжение еще сильнее искажало черты ее лица, и без того испорченного нависающим на глаз правым веком. Этот недостаток, придававший ей сходство со старой боксершей, много раз позволял утверждать свою власть над теми, кто видел в ней лишь яркую женщину с волнующим шармом.
Она подвигала мышкой, чтобы компьютер проснулся, и открыла частный мессенджер. Пока машина готовила шифрованное соединение, она рассматривала висящие на стене десять больших фотографий мужчин и женщин, казалось, следивших за нею.
Резкий звук сообщил ей, что соединение установлено. На черном экране белый курсор мигал рядом с простым именем: Ада.
Она подняла выше по руке изящный браслет в форме змеи, чтобы начать печатать на клавиатуре, но не закончила движения.
Быстро моргнула несколько раз и вытерла влажные ладони о бедра. Они еще не общались после убийства Катрины. Момент был важным.
Очень важным.
Ада: «Как ты?»
Прошло несколько секунд, прежде чем в мессенджере появилось второе имя.
Людмила: «Чувствую боль и гордость. Она ничего не сказала ни о Трех Разоблачениях, ни о Кружке. Иначе мы были бы уже мертвы».
Ада: «Кто это сделал?»
Людмила: «Не знаю, но кое-какие утечки в прессу упоминают о ритуальном убийстве. Ему известно столько же, сколько и нам, о древних корнях этой тайной битвы».
Ада повернулась в своем кресле. Она услышала шаги в коридоре, дверная ручка опустилась.
— Мадам? Вы еще здесь?
Ада вздохнула с облегчением, узнав голос одного из охранников.
— Да.
— Хорошо. Я просто проверял. Доброго вечера, мадам.
Она снова повернулась к экрану и быстро набрала ответ.
Ада: «Он не смог бы действовать без участия охраны Катрины. Это значит, что они туда внедрились. Будь осторожна. Скоро вокруг тебя будет много народу…»
Людмила: «У них нет никакой возможности узнать, кто я и что готовлю. Сегодня я никто. Ты тоже. В отличие от Катрины мы не публичные персоны… пока, во всяком случае».
Ада посмотрела на лежащую на ее столе газету на немецком языке, в которой была напечатана фотография Сары.
Ада: «Ты знаешь эту инспекторшу, которая ведет дело?»
Людмила: «Слышала о ней. Кажется, она женщина справедливая и компетентная, но, надеюсь, не настолько, как о ней рассказывают».
Ада: «Я рассчитываю на то, что Катрина сумела стереть следы своего убийцы, чтобы замедлить работу полиции. Найдя убийцу, эта инспекторша гораздо легче установит, кто мы».
Людмила: «И никто не знает, как она поступит в тот момент, когда узнает, что мы готовим… И весь наш план может рухнуть только потому, что полиция сунет нос в наши дела. А это не исключено!»
Ада: «А если в конце концов она найдет?»
Людмила: «Тогда нам, к сожалению, придется устранить проблему во имя нашего дела».
Ада прижала одну руку к волосам, а другую положила на ногу, которая задрожала.
Ада: «Надеюсь, до этого не дойдет».
Людмила: «Пока что мы ничего не меняем в расписании Разоблачений. Ты готова?»
Ада: «Да. Более чем когда-либо».
Людмила: «Держись, Ада. Настало время человечеству узнать правду».
Ада: «Людмила, я знаю, что мы все приготовили к этому моменту… Но… мне больно от того, что на наших руках будет кровь».
