Увы, молитва эта не принесла ей душевного комфорта. Слова падали ей на голову, словно тяжелые камни, отринутые или неуслышанные, она не знала. Она часто думала о том, как была бы счастлива, если бы Руперт пришел к ней и сказал, что выбрал себе жену. И вот он выбрал, она же, мать, совсем несчастлива.
О, она скажет правду собственному сердцу, ибо та не должна покинуть ее уст! Она не доверяла этой красивой, светской женщине, считая ее безбожной, приземленной искательницей удовольствий. По ее мнению, Эдит дала согласие Руперту не потому, что любила его, а лишь потому, что тот был наследником пэрского титула и огромного состояния, а также снискал себе воинскую славу. Да, ее сын тоже был Уллершоу, а она ненавидела ту их ветвь, от которой происходила Эдит. Ибо ей было хорошо известно, что начиная с самого первого Уллершоу, того, кто заложил огромное состояние их семьи, все они как один так или иначе были порочны, и в жилах Эдит, она в этом ничуть не сомневалась, текла та же испорченная кровь. Как показало его юношеское приключение, она присутствовала даже в Руперте, и лишь самодисциплиной и самоотречением он смог перебороть свою натуру. Увы, Эдит и самоотречение были совершенно разные вещи. Да, холодная тень упала на ее молитвы. И тень эту отбрасывало прекрасное тело Эдит – той самой Эдит, которая теперь держала в своих руках судьбу ее сына.
В нескольких футах от нее Руперт также возносил свою молитву, вернее, хвалебную песнь и благодарность за то счастье, которое небеса ниспослали на его смертную голову, ибо чистая и прекрасная любовь, которую он обрел, должна освещать его жизненный путь и даже в смерти стать его путеводной звездой.
* * *
Спустя какое-то время после того, как Руперт ушел, примерно через полчаса, Эдит, заметив, что Дика в зале нет, – не иначе как, решила она, тот вышел проводить отъезжающих гостей, – воспользовалась этой возможностью, чтобы незаметно уйти к себе, ибо этим вечером больше не желала его видеть. Увы, этому не суждено было случиться, так как проходя на пути к лестнице мимо библиотеки, той самой комнаты, в которой Руперт сделал ей предложение, она обнаружила у ее дверей Дика.
– О! – произнес он. – Я тебя искал. Просто войдем внутрь, и ты скажешь мне, твоя эта вещь это или нет. Мне кажется, ее забыла ты.
Беззаботно, не подозревая никакого подвоха, она вошла в комнату. Дик тотчас же закрыл дверь и как будто случайно встал между ней и Эдит.
– И что же это? – спросила она, снедаемая любопытством. Не иначе, как она что-то уронила, разговаривая с Рупертом. – Где оно? Что такое я потеряла?
– Именно это я и хотел у тебя спросить, – ответил Дик с плохо скрываемой презрительной усмешкой. – Уж не то ли, что ты привыкла называть своим сердцем?
– Извини, ты о чем? – недоуменно спросила Эдит.
– В целом, у тебя наверняка имеется причина так поступить. Давай, признавайся, какие могут быть секреты у старых друзей. Почему у тебя на пальце это кольцо? Утром оно было на пальце у Руперта Уллершоу.
Она на минуту задумалась, а затем со свойственным ей мужеством решила, что лучше всего сказать ему правду. Тот самый инстинкт, который подсказал ей обручиться с Рупертом в ближайшие полчаса после того, как она приняла для себя такое решение, подтолкнул ее воспользоваться этой возможностью и раз и навсегда порвать со своим злым гением Диком.
– А, это? – спокойно отозвалась она. – Разве я тебе не сказала? Ах, да, я хотела сделать это в холле! По обычной причине, по какой люди носят кольца на этом пальце – потому что я с ним помолвлена.
Дик побелел, как мел, черные глаза его горели на лице, как тлеющие угли.
– Ты, лживая…
Она в упреждающем жесте подняла руку, и он умолк.
– Не говори того, о чем впоследствии можешь пожалеть, я же буду об этом помнить. Но поскольку ты принудил меня к этому, выслушай меня, после чего мы пожелаем друг другу доброй ночи или попрощаемся навсегда, как тебе больше нравится. Я все эти годы была верна глупому обещанию, силой вырванному у меня в юности. Я упускала возможность за возможностью в надежде на то, что ты исправишься, умоляя тебя исправиться, ты же… ты прекрасно знаешь, как ты обращался со мной, и кто ты такой сегодня – запятнавший свое имя прихлебатель лорда Дэвена, живущий за его счет лишь потому, что от тебя пока что есть польза. И все же я по глупости цеплялась за тебя и еще этим утром приняла решение отказать также и Руперту. Затем во время охоты ты сыграл свою злую шутку, а потом притворился, будто не видишь, что мне больно, притворился, будто стрелял не ты. А все потому, что ты малодушен и боишься Руперта. Говорю тебе, что еще сидя там, на земле, я мгновенно раскусила твою жалкую сущность, увидела тебя таким, каков ты есть, и порвала с тобой. Сравни себя с Рупертом, и ты тоже это поймешь. А теперь отойди от двери и дай мне уйти.
– Я отлично понимаю, что Руперт – наследник титула, а я нет, – ответил Дик; будучи обезоружен, он понял, что лучшая защита – это нападение, и поспешил перейти в атаку. – Ты продала себя, Эдит, ты продала себя человеку, которого ты не любишь. – Он щелкнул пальцами. – О, только не лги мне, ты сама это прекрасно знаешь. Ты также знаешь, что это знаю я. Ты ради себя превратила его в глупца, как ты умеешь делать это с большинством мужчин, и хотя я терпеть не могу этого напыщенного, благочестивого ханжу, честное слово, мне его, бедолагу, по-своему жалко.
– У тебя все? – спокойно спросила Эдит.
– Еще нет. Ты насмехаешься надо мной и закатываешь глаза – да-да, не отрицай! – потому что я не святой, чтобы быть в одной упряжке с Рупертом, потому что, не будучи наследником первой очереди на титул и состояние, я, в отличие от него, не увешал себя с головы до ног наградами за то, что убивал в Судане бедных дикарей, потому, что я тоже должен на что-то существовать, и поэтому работаю на Дэвена. А ты, моя безупречная Эдит, скажи, на что существуешь ты? Кто заплатил за это красивое платье, что сейчас на тебе, за это жемчужное ожерелье? Насколько я понимаю, не Руперт? Откуда у тебя взялись деньги, которыми ты один раз меня выручила? Я очень хотел бы это знать, потому что я ни разу не видел, чтобы ты работала. Я был бы не прочь узнать секрет, как, ничего не имея, можно жить, ни в чем себе не отказывая.
– Дик, какой толк задавать эти вопросы, ответы на которые тебе прекрасно известны? Разумеется, мне помог Джордж. Почему бы и нет, если он может себе это позволить, тем более будучи главой семьи? Теперь же я намерена помогать себе единственным доступным женщине приличным способом, а именно, выйдя замуж. Кстати, так и быть, скажу тебе по секрету: я делаю это с одобрения и даже по настоянию самого Джорджа.
– Боже праведный! – горько усмехнулся Дик. – Как же он должен его не любить, что заставляет тебя выйти за него замуж! Теперь я не сомневаюсь, что в старых слухах об этом святом в его юности и несчастной красавице-Кларе есть доля правды. И теперь прошу тебя уделить мне всего три минуты. Было бы жаль испортить этот разговор. Тебе когда-нибудь приходило в голову, моя добродетельная Эдит, что кем бы я ни был, – а я отлично знаю, кто я такой, – в этом есть и твоя вина. Ты вселяла в меня надежду, а потом в очередной раз капризно бросала, как перчатку, ты, которая по каким-то своим корыстным соображениям никогда бы не вышла за меня замуж и даже не обручилась бы со мной, хотя всегда уверяла, что любишь меня…
