Они приехали рано, и Руперт послал Эдит записку, что хотел бы поговорить с ней в будуаре леди Дэвен. Вскоре она появилась, в роскошном платье, и принялась упрекать его за то, что он даже не навестил ее днем, как обещал.
– Ты простишь меня, когда узнаешь, почему, – ответил он и быстро поведал ей свою историю.
Эдит в растерянности выслушала его, затем сказала:
– То есть ты уезжаешь в Судан уже завтра, через три часа после нашей свадьбы, я правильно поняла?
– Да, моя дорогая, у меня нет выбора. Мне преподнесли это как мой долг, более того, это сделал сам статс-секретарь. К тому же, откажись я, так рано или поздно это бы мне припомнили. Ты же знаешь, как для меня важно продвигаться по службе ради тебя.
– Мне казалось, что первейший долг мужчин – это их жены, – ответила Эдит, хотя и довольно мягко, ибо его ремарка про карьеру была ей приятна.
Он был прав. В глазах Эдит его карьера была крайне важным делом.
Более того, подумав, она решила, что эта быстрая и внезапная разлука не станет для нее слишком болезненным ударом. Последнее время она виделась с Рупертом почти каждый день и была не против отложить более постоянные и интимные отношения с ним, в которых, собственно, и состоит суть брака. Будь она влюблена в него, все, конечно, было бы иначе, но, увы, в груди Эдит не пылало пламя любви, ей хватало того огня, который горел в душе Руперта. Очевидный вывод был таков: из Судана супругу можно уважать и любить, и даже сочувствовать ей, не меньше, чем живя в Лондоне. Затем, когда она уже приготовилась признать, пусть даже через силу, что возможно, это даже к лучшему, как бы это ни разрывало ее чувств, ей в голову пришла новая мысль. Что, если Руперт ждет, что она согласится сопровождать его туда?
– Как это ужасно, расстаться сразу после свадьбы! – сказала она и даже всхлипнула. – Как я понимаю, ты не возьмешь меня с собой?
Руперт тотчас просиял.
– В принципе, ты могла бы поехать, – ответил он. – Но есть определенные трудности. Мало времени на сборы, в Египте начинается жаркое время года, в Каире и Александрии вспышка холеры, а я буду вынужден оставить тебя в одном из этих городов.
– Не стану притворяться, дорогой Руперт, будто я люблю жару или с радостью заболею холерой, а так наверно и будет, потому что ко мне вечно что-то цепляется. И все же, – произнесла Эдит, глядя на него с нежностью, – я полностью готова пойти на риск, если ты считаешь, что от меня тебе будет хоть какая-то душевная поддержка и польза.
– Душевная поддержка, да. Польза – нет, – пробормотал он, скорее себе самому, нежели ей.
В его душе шла борьба. Он с болью думал о том, что расстанется с женой едва ли не на пороге церкви. Какое горькое разочарование! Так вероятно бывает со всеми, кто женится по любви. От этой мысли у него начинало болеть сердце. Вместе с тем он знал, что Эдит будет страдать от жары, так как мать уже сказала ему об этом. Из письма, полученного из Каира, ему было известно, что холера была такой заразной, что все живущие там, а также в Александрии и Порт-Саиде европейцы, особенно, женщины и дети, которые могли позволить себе уехать из страны, уже это сделали. Имеет ли он право из эгоизма брать туда с собой в начале жаркого сезона не привыкшую к египетскому зною жену-англичанку, да еще во время эпидемии? Что, если она заболеет? Что, если с ней что-то случится? При одной только мысли об этом он побледнел и сказал:
– Эдит, я не хочу тебя расстраивать. Но мне кажется, тебе лучше подождать до конца лета, да и эпидемия к тому времени закончится. Тогда ты сможешь приехать ко мне в Каир. Или даже я смогу вернуться в Англию и забрать тебя.
– Как скажешь, дорогой, – ответила она со вздохом. – Ибо я не хочу спорить с тобой. Я бы предложила поехать вместе с тобой, по крайней мере, до Египта, но я не хочу стать для тебя обузой. Из меня скверная путешественница: в поезде меня укачивает, что уж говорить про корабль! Придется возвращаться, причем одной, да и кто позаботится в твое отсутствие о твоей матери? И все же, как ты думаешь, может, мне стоит рискнуть?
– Да, то есть, нет! Это просто абсурд! Черт бы побрал статс-секретаря и лорда Саутвика, а с ними заодно и все военное министерство до самых подвалов, куда бы я бросил все эти шиллукские племена! О, прости меня, я не должен говорить таких вещей в твоем присутствии, но честное слово, тут волей-неволей выйдешь из себя! – И в кои-то веки уступив порыву своей честной страсти, Руперт заключил ее в объятия и страстно поцеловал.
Эдит не сопротивлялась. Наоборот, даже улыбнулась и вернула ему один процент его ласк. Но даже столь бурное завершение их разговора не породило в ней желания оспорить соглашение, которого они достигли. Скорее, наоборот. Но хуже всего было другое – внезапное осознание этого наполнило ее чувством стыда, – что будь на месте Руперта Дик и получи он внезапный приказ отправиться в Египет, ни море, ни зной, ни вспышка холеры, которая внушала ей отвращение и страх, не остановили бы ее от того, чтобы сопровождать его туда.
За ужином стало известно о миссии Руперта, правда, за исключением подробностей, которые держались в секрете. Не скажу, что это добавило присутствующим веселья. Хотя аппетит Дика, похоже, не пострадал, он выразил без пяти минут новобрачным свое сочувствие, особенно Эдит. Лорд Дэвид был немногословен, но вид у него был раздраженный. Что тогда говорить о его чувствах! Эдит сидела подавленная и молчаливая. Руперт был мрачен. Миссис Уллершоу, которая расстроилась как за себя, так и за сына, была готова расплакаться. Лишь Табита была полна сочувствия и возмущения, однако все другие не решались обсуждать эту тему. Как и Руперт, она отругала военное министерство, и в первую очередь того, кто бы это ни был, кому пришло в голову отправить Руперта с этой миссией в Египет в день его женитьбы.
– Бездушный сухарь, человек без стыда и совести, – кипятилась она, как обычно переводя свои мысли с немецкого.
Надо сказать, она попала в самую точку, не говоря уже про убежденность, с какой было высказано это мнение. Дику оставалось лишь надеяться, что лорд Саутвик не забудет свое обещание не разглашать его личное, но весьма важное участие в этом назначении.
– Ах, моя дорогая Эдит, – продолжала она, – как же это неудобно и для вас тоже, ведь, как я понимаю, вы готовы отправиться на Восток завтра вечером?
Ее слова стали сродни взрыву бомбы. Взрыв этот потряс Эдит до такой степени, что она растеряла остатки самообладания.
– Я никуда не еду, – неуверенно сказала она. – Дик…
– Дик? А при чем здесь Дик? – воскликнула леди Дэвен, набросившись на нее как кошка на мышь.
– Ни при чем, уверяю вас, – испуганно поспешил вмешаться сам Дик, – она имела в виду Руперта.
– А, рада слышать. Мне почему-то кажется, что рядом с Эдит всегда слишком много Дика, даже сейчас, когда она выходит замуж. Да, и также везде!
«Пожалуй, Табита права. Действительно, Дика слишком много», – подумал ее супруг, но вслух ничего не сказал, лишь продолжал пить шампанское, наблюдая за развитием событий.
