– Возможно, бей еще не закончил говорить, – возразила Бахита, видя, что Руперт умолк лишь на минуту.
– Ты, как всегда, права, мать, – продолжил он, – и тебе известно столько, что я не против рассказать тебе чуть больше. Да, я путешествую в обличье купца. Более того, – добавил он, – торговать мне нравится куда больше, нежели воевать, ибо это дело куда более прибыльное.
Бахита в ответ лишь махнула рукой, давая понять, что ему не нужно пускать пыль ей в глаза, поскольку это только напрасная потеря времени, и Руперт с улыбкой продолжил:
– Купцы частенько берут с собой женщин, называя их своими дочерьми и женами, имея целью продать их или подарить великим эмирам или султанам, а вот солдаты этого никогда не делают. Поэтому, если я возьму вас с собой, я должен больше походить на купца. Если вы не против, так и быть, я возьму вас с собой. Нет-нет, не кланяйтесь мне, я это делаю не ради вас, а ради себя самого, тем более, что мы не уверены, где пролегает путь к Джебал Марру, вы же, я в этом уверен, можете нам его указать. Так что ничего не бойтесь. Все, что я видел и слышал, останется тайной, хотя я надеюсь, что в один прекрасный день вы покажете мне тот храм в оазисе. Я отправляюсь в путь завтра, как только взойдет луна, ибо хочу миновать Пресные Колодцы следующей ночью, когда все спят. Вы и двое ваших слуг можете встретить меня за холмом, там, где тропа соединяется с дорогой.
Бахита схватила его руку и поцеловала. С ее плеч явно свалилось тяжелое бремя, за что она была искренне благодарна Руперту. Опасаясь, как бы ее юная спутница не последовала ее примеру, Руперт, не любивший таких бурных проявлений чувств, сказал ей:
– Теперь, когда мы уладили этот вопрос, ты не желаешь закончить свои возлияния к ногам вон того бога?
Mea покачала головой.
– Этого я сделать не могу, – ответила она, – так как вся вода вылилась к ногам человека. Надеюсь, бог не станет – как это говорится? – ревновать и не отплатит тебе за это, – и сказав это, она подняла алебастровый кувшин и перевернула вверх донышком, чтобы показать, что он пуст.
– В таком случае, я желаю вам доброй ночи, – сказал Руперт. – Будет лучше, если мы выйдем отсюда раздельно. Завтра, через полчаса после восхода луны, – на перекрестке дорог, если только вы не передумаете и не отправитесь в путь одни. Помните, что я не могу ждать. – И, поклонившись девушке, он вышел из комнаты и наощупь двинулся по проходу к тусклому свету, мерцавшему в дверях храма.
Когда он ушел, женщины переглянулись.
– Тетя, – сказала девушка, – надеюсь, мы поступили правильно? Не навлекли ли мы на голову бея опасность со стороны проклятого Ибрагима?
– Возможно, – хладнокровно ответила Бахита. – Если так, то он берет нас с собой ради себя, а не ради нас. Ты слышала его слова.
– Да, но не поверила ему. Он это делает ради тебя, потому что считает тебя своим другом. Если Ибрагим узнает, что мы с ним, он непременно нападет на него, и тогда…
– И тогда, – ответила Бахита, – я слышала, что Руперт-бей – доблестный воин, а его люди храбры и хорошо подготовлены к схваткам. Нам же с тобой в любом случае нужен сопровождающий. Если бы ты пришла, когда обещала, сотни твоих соплеменников перевели бы тебя через пустыню. Но поскольку ты испугалась, что Ибрагим похитит тебя в Луксоре, ты предпочла поступить иначе, и вот теперь тебе небезопасно здесь оставаться, пока мы не сможем послать за подмогой. Если же ты отказываешься отправиться в путь с этим англичанином, то надень голубое платье и яшмак и приди завтра к нему в палатку, как будто с тем, чтобы продать ему зерно, и скажи ему сама, ибо я этого делать не собираюсь.
Меа на минуту задумалась, затем подняла глаза и сказала:
– Нет, я желаю отправиться в путь вместе с ним, ибо судьба заставила меня вылить священную жидкость к его ногам вместо бога, и потому я готова путешествовать вместе с этим человеком.
Глава XII. Бродячие музыканты
Взошла луна. Облаченный в арабские одежды, Руперт верхом на верблюде ехал во главе каравана, держа путь в округ под названием Шеб, где были расположены Пресные Колодцы. В нескольких милях от Абу-Симбела, там, где пересекались две дороги, его адъютант, сержант по имени Абдулла, привлек его внимание к четырем фигурам на белых верблюдах, которые, похоже, поджидали их, и спросил, не выехать ли ему вперед, чтобы узнать, кто это такие и что им нужно. Руперт ответил, что в этом нет необходимости, ибо это лишь две женщины и их слуги, которых он обещал проводить до Джебал Марру. Абдулла отдал честь и ничего не сказал. Вскоре четверка присоединилась к каравану. Две закутанные в покрывала женщины, в которых было невозможно узнать Бахиту и Меа, поехали рядом с Рупертом, мужчины – позади них.
– Значит, вы все-таки пришли, – сказал Руперт, приветствуя их.
– Да, бей, мы пришли, – ответила Бахита. – Или ты не ожидал?
И, не проронив больше ни слова, они поехали дальше через пустыню.
Вскоре посреди этого звенящего молчания, сначала где-то далеко-далеко, послышались звуки странной, диковатой музыки, которые по мере приближения с каждой минутой слышались все громче. Это была очень бурная музыка, пронзительная и громкая, сопровождаемая барабанной дробью.
– Что это? – спросил Руперт у Бахиты.
– Это бродячие музыканты, – ответила та. – Только их нам не хватало!
– Это почему же?
– Потому, что они приносят несчастья, бей.
– Чушь! – воскликнул он. – Ты хочешь сказать, что им нужен бакшиш?
– Тогда предложи его им, и увидишь сам, – сказала она.
Сейчас они ехали в низине между двумя барханами и на гребне того, что справа от них, Руперт увидел бродячих музыкантов. Их было пятеро. Они сидели на песке, закутанные с головы до ног, отчего их лица было невозможно разглядеть, по крайней мере, в тусклом свете. Трое из них, сидевшие лицом к каравану, играли на дудках, а другие двое, сидя перед ними на корточках, с удивительной скоростью отбивали барабанный ритм. По мере приближения каравана их дикая музыка сделалась еще более странной и чарующей. Да что там, один раз услышав, ее было уже невозможно забыть! Она как будто стенала и завывала, и вместе с тем в ней слышались на удивление приятные нежные ноты.
– Дай этим людям десять пиастров за их труды, – сказал Руперт Абдулле.
Тот, что-то пробормотав себе под нос, направил к ним своего верблюда и предложил им деньги.
Но музыканты его как будто не заметили. Наоборот, их музыка сделалась еще более пронзительной. Не выдержав, Абдулла бросил монеты на песок и поехал прочь.
– Сдается мне, что это не люди, а призраки, – доложил он Руперту. – Ибо в этой стране не найти людей, которые отказались бы от бакшиша.
– Созревший плод не остается висеть на ветке, – ответил Руперт словами арабской пословицы, – а упавший подбирают дети.
И все же, он пожалел, что не взглянул на этих людей сам, хотя бы ради того, чтобы узнать, из какого племени происходят столь замечательные музыканты. Их караван двинулся дальше, и какое-то время пронзительное завывание дудок и четкая барабанная дробь как будто звучали в такт покачивающемуся шагу их верблюдов, пока постепенно не сделались тише и, наконец, смолкли вдали.
