Уллершоу видел, как туземец летит на него, издавая воинственный клич и потрясая огромным копьем. К счастью, у Руперта в руке был револьвер и, прежде чем копье попало в цель, он успел выстрелить. Пуля поразила врага в голову – брызнула кровь, и нападавший пошатнулся, как будто был пьян. Затем в суматохе сражения Уллершоу потерял раненого из виду, но потом выяснилось, что дервиш умер после отступления, а пленник, который помогал его хоронить, даже показал Руперту могилу.
Размышляя об этом с тем уважением, с каким один храбрец смотрит на другого, даже если этот другой – жестокий и фанатичный язычник, Уллершоу заметил, что на него упала тень, которая, судя по ее длинной уродливой форме, принадлежала верблюду.
Повернувшись, Руперт увидел, что на него на всем скаку летит белый дромадер. Его мягкие, как губка, копыта, ступая по песку, не производили почти никакого топота. Неудивительно, что Руперт не услышал его приближение. На спине верблюда сидел арабский шейх, держа в руке три копья, одно большое и два маленьких. Заподозрив внезапное нападение, чему нельзя удивляться в этом одиноком месте, где можно в два счета погибнуть от рук фанатика, Руперт перепрыгнул через могилу и вытащил пистолет. Но тут всадник крикнул, чтобы он во имя Бога убрал оружие, так как сам он пришел с миром, а не с войной.
– Спешивайся, – строго приказал Руперт, – и брось свои копья.
Араб остановил своего дромадера, велел ему опуститься на колени и, скользнув с седла, положил копья и смиренно поклонился.
– Назови свое имя и род занятий, – требовательно заявил Руперт, – и почему ты пришел ко мне один?
– Бей, – ответил он, – я Ибрагим, шейх Страны Пресных Колодцев. Я пришел в ваш лагерь с моими слугами и мне сказали, что ты здесь, на вершине холма, и я последовал сюда, чтобы поговорить с тобой, если ты согласишься открыть мне свои уши.
Руперт рассмотрел гостя: красивый, но жестокого вида мужчина лет сорока, со сверкающими черными глазами, крючковатым носом и короткой, заостренной бородой, которая уже начала седеть.
– Я тебя знаю, – сказал он. – Ты предатель правительства Египта, от которого ты получил немало благ. Ты принял у себя генерала Халифы, Вада Эн-Негуми, и снабдил его провиантом, водой и верблюдами. Если бы не ты, он вряд ли бы смог продвинуться вперед, если бы не ты, многие из его людей были бы захвачены. Как ты смеешь показывать мне свое лицо?
– Бей, – смиренно ответил шейх, – эта история – неправда. То, что я сделал для солдат Абдуллахи, я сделал лишь потому, что в противном случае мне грозила бы смерть. Да будет проклято его имя! – и он плюнул на землю. – Теперь я пришел искать правосудия у тебя, ибо ты наделен здесь властью.
– Продолжай, – произнес Руперт – Ты получишь правосудие, обещаю тебе, если я смогу его тебе дать.
– Бей, отряд египетских войск на верблюдах набросился на меня и ограбил. Они забрали всех моих овец и большую часть моих дромадеров. Они убили троих моих людей, которые пытались их защитить. Более того, они оскорбили моих женщин, да, они, гнусные собаки феллахов. Во имя Аллаха, я молю тебя потребовать возвращения моей собственности. Если же ты не можешь этого сделать, то напиши от моего имени в Каир, потому что я верный человек, и мой господин – хедив, и никто другой.
– Тем не менее, – ответил Руперт, – тем не менее, Шейх Ибрагим, я видел некое письмо, написанное тобой самозванцу Абдуллахи, Халифе, в котором ты предлагал ему помощь, если он вторгнется в Египет и захватит дорогу, что пролегает мимо Пресных Колодцев.
Лицо Ибрагима стало мрачнее тучи.
– Это письмо было подделано, – угрюмо сказал он.
– В таком случае, друг мой, откуда тебе о нем известно? – спросил Руперт. – Возвращайся к своему племени и будь благодарен, что теперь хедив побеждает, и его солдаты не захватили тебя, как твоих овец. Знай, что теперь ты человек с меткой против его имени, так что будь осмотрителен, дабы это не стало твоей участью.
Сказав это, Руперт ногой коснулся могилы эмира, через которую они говорили.
Шейх не ответил. Подойдя к своему верблюду, он забрался в седло, велел животному встать и поехал прочь. Отъехав на расстояние около сорока ярдов, где, как ему казалось, он мог не опасаться револьверной пули, он остановился и разразился залпом яростных проклятий.
– Нечестивый пес! – крикнул он, дополнительно присовокупив ряд выразительных оскорблений в адрес предков Руперта. – Ты, который своей грязной ногой попираешь могилу истинного правоверного, которого вы убили, выслушай меня. Ты отказываешь мне в справедливости и обвиняешь меня в помощи Халифе. Будь осторожен, а не то я и вправду помогу ему, я, который является шейхом Земель Пресных Колодцев, через которые он пройдет, чтобы взять Египет с пятьюдесятью тысячами воинов за его спиной. Он не настолько глуп, чтобы идти берегом реки и быть обстрелянным с пароходов вашими пушками. Мое племя – сильное племя, мы живем в горной стране, откуда нас не выгнать, хотя на днях твои псы-феллахи и застигли нас врасплох.
О, будь осторожен, чтобы я не поймал тебя, белый бей, чье лицо я не забуду. Если когда-нибудь я это сделаю, то отплачу тебе за оскорбление, которое ты бросил в лицо мне, верному человеку. Клянусь головой моего отца. Да, и тогда тебе придется выбирать между верой и смертью, и ты будешь вынужден признать, что Магомет – это пророк Аллаха, ты, неверный пес, поклоняющийся кресту, и тот, кого ты называешь самозванцем, сбросит тебя и все твое грязное племя в море.
– Ты забываешься, шейх Пресных Колодцев, – невозмутимо ответил Руперт. – Ты также забываешь, что будущее – это дар Божий, и оно не создается людьми. Убирайся долой с глаз моих! Немедленно, а не то я тоже рассержусь и позову моих солдат, чтобы они схватили тебя и бросили в тюрьму, где тебе самое место. Уходи, чтобы я больше не видел твоего лица, ты, который посмел угрожать своему суверену. Я уверен, что когда мы встретимся снова, эта встреча станет глашатаем твоей смерти.
Ибрагим сел на своего верблюда и открыл рот, чтобы ответить, но было в суровой, гордой осанке англичанина нечто такое, что заставило его промолчать. Во всяком случае, он повернул верблюда и, пустив его рысью, быстро поскакал через пустыню.
«Крайне опасный человек, – размышлял Руперт. – Я немедленно доложу о нем и потребую, чтобы за ним проследили. Лучше бы они оставили его овец, а взяли его самого, поскольку ему, вне всяких сомнений, известно, что я велел им это сделать. Так или иначе, сомневаюсь, что это наша с ним последняя встреча».
И, выбросив мятежного шейха из головы, Руперт продолжил свою прогулку и пересек горное плато. Вскоре он вышел на тропу, по которой собрался спуститься вниз. Тропа была странная, похожая на идеальный золотой водопад и настолько крутая, что спуск по ней казался опасным, почти невозможным, что так и было бы, будь ее склон из камня. Но он был песчаным, и ноги путника погружались в песок, не давая ему соскользнуть вниз. Затем, если путнику повезет, что, однако, случается крайне редко, он может насладиться любопытным зрелищем. По мере того, как человек перемещается туда-сюда поперек склона, вокруг него, словно вода, начинает течь песок, пока в самом низу не упадет в Нил и не будет унесен течением. Более того, по мере того как песок «течет», он поет свою дикую песню, издавая стонущий, меланхоличный звук, который невозможно описать на бумаге. Говорят, что звук этот вызван вибрацией горных пород под весом струящегося песка. Периодически во время спуска Руперт останавливался и слушал этот странный, волнующий звук, пока тот не стихал. Затем, когда наскучило слушать пение струящегося песка, он преодолел оставшуюся часть склона и достиг берега Нила.
