– Дик, ты видишь дверь? – спросила Эдит, указывая на нее.
– О, какой великолепный жест! – насмешливо воскликнул он. – В духе нашей лучшей местной женской трагедии. О, как же я забыл, ты ведь совсем недавно отточила его с беднягой Рупертом! Что ж, спешу последовать его примеру. Прощай, Эдит! – И с учтивым поклоном Дик вышел за дверь.
Сказать, что он оставил Эдит разъяренной, значит, ничего не сказать, ибо выпущенные им ядовитые стрелы и копья привели ее в такую ярость, что единственным облегчением для нее стали слезы.
«Если бы не он, – подумала она, немного успокоившись, – вряд ли бы я выставила Руперта за дверь. И что я получила в награду? Более того, я была круглой дурой. По крайней мере, Руперт – джентльмен, чего не скажешь про Дика. Нынешние доктора с их умениями вполне могли привести Руперта в презентабельный вид. Что касается порученной ему миссии, он вполне мог объяснить министру свою неудачу, ибо я уверена, что он не сделал ничего предосудительного, и, возможно, в конце концов, даже мог бы стать лордом Дэвеном. Вместо этого, где я сейчас? Молодая вдова, которая не может снова выйти замуж и до конца своих дней вынуждена голодать, живя на жалкую тысячу фунтов в год. Ну почему судьба так жестоко обошлась со мной? Не иначе как она точит на меня зуб. О, как же все это печально! Что касается Дика, то я ненавижу его даже сильнее, чем Руперта».
Так она сказала и подумала. И все же в последующие годы, по крайней мере, внешне, эта пара помирилась, как бывало с ними не раз. Эдит оставалась тверда в своем намерении не впутывать себя в сомнительные связи, Дик же, в своей роли светского льва, при любой возможности старался разубедить ее, доказывая, что Руперт наверняка мертв, и они могут безбоязненно пожениться. Увы, твердость Эдит подпитывалась самим Диком, который со временем отнюдь не становился лучше.
Начнем с того, что от броской красоты, которая отличала его в юности, ничего не осталось. Он растолстел, и как частенько бывает с теми, в чьих жилах течет южная кровь, кто любит засиживаться допоздна, кто пьет больше, чем полезно для здоровья, и в целом ведет бурную жизнь, приобрел вид, который лучше всего можно описать словом «потасканный». Цвет лица потускнел, приобретя восковой оттенок, под глазами, некогда столь прекрасными и выразительными, залегли глубокие, темные морщины, волнистые, каштановые волосы потемнели, а на макушке просвечивала лысина. Короче говоря, через семь лет после описанного выше разговора Дик Лермер являл собой немолодого мужчину довольно неприятной наружности, который ни в малейшей степени не отвечал утонченным эстетическим вкусам Эдит. Более того, репутация соответствовала его внешности. В своем стремлении иметь как можно больше денег, чтобы вести вошедший в привычку экстравагантный образ жизни, к тем первоклассным компаниям, в которых он был директором, Дик добавил другие, сомнительного характера, и в связи с одной из них угодил в крупный скандал, выпутаться из которого ему помог лорд Дэвен. В парламенте, членом которого он по-прежнему являлся, вскоре поняли, что Дик – совершенная пустышка, и отвели ему роль заурядного заднескамеечника. И наконец, здоровье его пошатнулось до такой степени, что врачи сочли своим долгом предупредить его, что если только он не изменит образа жизни, то печеночные колики, коими он страдал, выльются в нечто более серьезное. А пока те лишь усугубляли его желчный характер.
* * *
Более семи лет минуло с того дня накануне Нового года, когда, отвергнутый Эдит, Руперт навсегда вытер со своих подошв лондонскую грязь. На лорда Дэвена внезапно обрушился новый удар, погасив последние искры его гордого, хотя и озлобленного духа. Совершенно неожиданно его единственный сын – других детей больше не родилось – славный, красивый мальчик, в котором лорд не чаял души, слег с какой-то болезнью мозга, и та, несмотря на все усилия врачей, в течение недели свела мальчика в могилу. Так получилось, что Руперт, которого считали умершим, вновь стал потенциальным наследником титула и состояния Дэвенов.
Мать мальчика восприняла смерть сына со свойственной ей стойкостью и терпением. Она никогда не рассчитывала, что он проживет долго, и его болезнь не стала для нее неожиданностью. А вот лорда Дэвена этот удар окончательно подкосил. Привычный скепсис оставил его, и он лишился своего последнего утешения. Еще бы, ведь теперь вместе с ним не только умрет титул, но и состояние, которое он не сможет завещать кому-то еще, перейдет в руки этого жалкого червя Дика Лермера. В таких обстоятельствах мысли лорда вновь обратились к его незаконной дочери Эдит. Лорд Дэвен послал за Диком и хотя всей душой презирал и ненавидел этого человека, предложил ему на ней жениться. Истинных причин своей просьбы он, разумеется, называть не стал.
– Сдается мне, тебе пора остепениться и обзавестись семьей, – сказал он, – то же самое касается и Эдит. Сколько можно оставаться вдовой. Когда меня не станет, ты будешь богатым человеком и в этой безгрешной и добродетельной стране легко купишь себе право на старый титул. Пятьдесят тысяч фунтов, благоразумно потраченных на дела партии, помогут вернуть его примерно через год – даже тебе. Что ты на это скажешь?
– Только то, что в течение последних семи лет я пытался жениться на Эдит, но она упорно отвергала меня, – ответил Дик.
– Это почему же? Мне казалось, ты ей нравишься.
– Вы хотите сказать, нравился. Когда-то, может, и да, но только не теперь.
– А, она наверняка наслышана про твою жизнь, как и многие из нас. Но возможно твои новые перспективы… – сказав эти слова, лорд поморщился, – изменят ее отношение.
– Сомневаюсь, – буркнул Дик. – Она вбила себе в голову безумную идею: мол, Руперт все еще жив.
Лорд Дэвен посмотрел на него так пронзительно, что Дик тотчас пожалел, что сказал эти слова.
– Это и впрямь безумная идея, Дик, – согласился лорд, – тем более, после стольких лет. Никогда бы не подумал, что Эдит склонна к таким странностям. Предлагаю тебе постараться переубедить ее. Подумай, что ты можешь сделать, и мы с тобой попозже это обсудим. А пока ступай, я устал.
Когда дверь за Диком закрылась, лорд Дэвен принялся мысленно складывать кусочки разных слухов, которые доходили до него за последнее время, но которые он в своем горе забыл. Например, он прочел в газете о неком белом человеке, якобы бывшем офицере, который много лет назад был объявлен погибшим, но на самом деле жив и теперь правит оазисом посреди пустыни. Что, если этот белый человек – Руперт? Не могло ли случиться так, что письмо, которое он, лорд Дэвен, отправил ему в день свадьбы и в котором рассказал правду о том, кто настоящий отец его жены, насколько расстроило Руперта, что тот решил не возвращаться к ней? Разумеется, это звучит невероятно, и все же… Наверно, ему следует кое-кого расспросить.
И он заказал экипаж и поехал в клуб, где в это время дня часто встречал лорда Саутвика. Ему повезло: в курительной комнате, практически пустой, первым, кого он увидел, был Саутвик. Они не разговаривали со дня смерти его сына, и лорд Саутвик поспешил принести ему свои соболезнования.
– Не говорите об этом, мой дорогой друг, – ответил Дэвен, – с вашей стороны это весьма любезно, но эта тема для меня невыносима. Я возлагал на этого ребенка все мои надежды, и вот теперь они разбиты. Будь жив полковник Уллершоу, я мог бы найти крохи утешения, но полагаю, что и он тоже мертв.
