– Прошу тебя, не говори всякую чушь про собачек, Табита. Руперт – не собачка.
– Нет, но почему ты обошлась с ним, как с собакой? Если такая собачка привязалась к своей новой хозяйке, разве не прекрасно, что с ним произошло точно так же? Неужели ты, наконец, полюбила его, что хочешь всеми правдами и неправдами его вернуть, хотя он здесь доволен и счастлив?
– Не знаю, – огрызнулась Эдит. – Но я ни за что не оставлю его с этой женщиной. Я не верю в эту платоническую чушь. А сейчас я иду спать, – сказала она и ушла.
Табита же еще какое-то время сидела, глядя на залитую лунным светом пустыню, и читала свои обычные молитвы.
– О, Отец Небесный, – произнесла она в конце, – помоги эти двум несчастным душам, которых ты подверг столь жестоким испытаниям. – Стоило ей произнести эти слова, как ей почему-то подумалось, что они непременно будут услышаны. Затем, исполненная спокойствия, она тоже удалилась ко сну.
Утром Эдит получила от Руперта записку. Впервые за долгие годы она вновь увидела его почерк. В записке говорилось:
«Дорогая Эдит,
Я не стану обсуждать странные обстоятельства, в которых мы оказались, и я прошу тебя никоим образом не касаться и не упоминать их в течение этого месяца. Факты известны нам обоим. Обсуждать их дальше – значит лишь сильнее обострять обиды и, возможно, помешать мирному разрешению ситуации. Если ты согласна на это, скажу от имени себя и Тамы, что мы готовы взять на себя такие же обязательства и будем рады видеть тебя в любое время, в какое ты только пожелаешь.
Если же, напротив, ты не согласна, то будет лучше, если мы воздержимся от общения до того самого дня, когда я пообещал ответить на твой вопрос. Ответ на это письмо можешь отправить с посыльным.
Руперт».
Эдит немного подумала, затем взяла лист бумаги и написала на нем карандашом:
«Я согласна.
Эдит.
P.S. Я также прилагаю письмо, которое привезла тебе. Он написал его незадолго до смерти. А также несколько писем от адвокатов».
«В конце концов, – подумала она, провожая взглядом посыльного, уносящего ее пакет на расщепленной палке, – это позволит мне спокойно осмотреться по сторонам. Руперт прав. Взаимные упреки бесполезны. Кроме того, он и эта женщина здесь хозяева. И мне лучше их слушаться».
Не прошло и часа, как посыльный вернулся, на этот раз с запиской от Меа, в которой та, на весьма причудливом английском приглашала обеих женщин разделить с ними полуденную трапезу. И они отправились в город и по дороге встретили Дика, который получил такое же приглашение.
Прибыв в город, они застали Руперта на веранде его дома. На земле вокруг него на корточках сидели многочисленные страждущие, каждый со своей жалобой, а также несколько женщин с больными детьми на руках. Завидев гостей, Руперт поклонился и приветливо крикнул:
– Прошу простить меня за небольшую задержку. Я уже почти закончил с утренним врачеванием, однако не советую вам подходить близко, потому что некоторые из болезней заразны.
Эдит и Дик моментально поняли намек и отвели верблюдов в тень стоявшего на отшибе дерева. Но только не Табита. Соскочив со своего ослика, она направилась прямиком к Руперту и пожала ему руку. Через пару минут Эдит и Дик увидели, что она взялась помогать ему перевязывать раны и раздавать лекарства.
– И как она только может! – воскликнула Эдит. – Но еще хуже другое: она наверняка подцепит там любую заразу! Подумать только, Руперт лечит всех этих ужасных людей!
– Говорят, у него это на редкость хорошо получается, – ответил Дик. – И что он готов ехать за несколько миль, чтобы проведать больного. Не удивительно, что он пользуется здесь всеобщей любовью.
– Не хочешь тоже ему помочь? – язвительно спросила Эдит. – Ты ведь до того, как стать адвокатом, два года изучал медицину.
– Покорнейше благодарю, – ответил Дик. – Мне гораздо приятнее сидеть под деревом рядом с тобой. В данный момент я не претендую на всенародную любовь и не вижу причин, почему я должен рисковать.
– А вот Руперт не боится риска, – заметила Эдит.
– Не боится, – согласился с ней Дик. – Ему всегда была присуща любовь к опасным и малоприятным вещам. Думаю, именно в этом и заключается твой шанс, Эдит. Возможно, он решится распрощаться с существованием, которое столь идеальным образом ему подходит, чтобы вернуться к радостям цивилизации.
– Ты сегодня даже более груб, чем обычно, – сказала Эдит. – Зачем ты вообще приехал сюда? Мы ведь тебя об этом не просили.
– Только не притворяйся, Эдит, будто в последнее время твоими главными качествами были мягкость и доброта. Что до всего остального, учитывая, что от результатов этого путешествия зависит, стану ли я одним из самых богатых людей Англии или же останусь нищим, наоборот, было бы странно, если бы я не приехал сюда, дабы защитить мои кровные интересы, – с укором парировал Дик.
– Теперь тебе все известно, – ответила Эдит. – Тогда почему ты не уезжаешь? Руперт жив, а значит, наследство отходит ему, а не тебе.
– Совершенно верно, но ведь он не бессмертен. Например, он может заразиться одной из этих болезней.
– Даже не рассчитывай, Дик, – усмехнулась Эдит. – Он слишком к ним привычен. Так что тебе от него не так-то просто избавиться.
– Та права, это маловероятно. Согласись, что у него на редкость здоровый вид. Но кто знает? По крайней мере, характер у него покладистый. Думаю, мы с ним найдем общий язык. Кроме того, – добавил Дик уже другим голосом, – пойми раз и навсегда, что я намерен дождаться конца этой пьесы, что бы ты или кто-то другой ни сказали по этому поводу. Я был ее участником в самом начале, и я буду им в самом ее конце.
Эдит пожала плечами и отвернулась, потому что было в лице Дика нечто до крайности неприятное, чего она не хотела видеть. К тому же в этот момент они увидели Руперта. Вымыв руки и переодевшись в чистые одежды, он ехал к ним верхом на белом муле, рядом с которым шагала Табита. Он не смог снять шляпы, ибо голову ему прикрывала куфия, однако он приветствовал Эдит тем, что приложил два пальца ко лбу, а затем поздоровался за руку с ней и с Диком.
– Прости, что я не спешился, – произнес он приятным тоном, – но как ты помнишь, теперь я жуткий калека, который так и не смог отрастить себе заново ногу и даже разжиться новой, искусственной. Я заказал себе протез, но тот, по всей видимости, был дамским. По крайней мере, он оказался меньше на три размера и теперь украшает ногу одной черной нищенки.
Эдит рассмеялась. Почему-то мысль об увечьях Руперта больше не внушала ей ужаса.
– Меа ожидает вас всех на ленч, – сказал он, – если я могу назвать так нашу необычную трапезу. Надеюсь, вы придете.
Эдит кивнула и, скорчив забавную гримаску, поехала рядом с Рупертом к дому Меа.
