сердце прекрасным сеньоритам!
- Только одной, - после паузы сказал Френсис,
глядя, как заметила
королева, прямо в глаза своему другу. - Больше того, -
продолжал он, снова
помолчав, - я в самом деле потерял сердце... но не
голову. Джонни Пасмор,
ох, Джонни Пасмор, ты просто повеса и ловелас, и ничего
ты в жизни не
знаешь. Так вот: в Панаме я встретил самую чудесную
девушку на свете; я
счастлив, что дожил до встречи с нею, и был бы рад
умереть за нее. Это
пылкое, страстное, нежное, благородное существо - королева,
да и только.
И королева, которая слышала его слова и видела его
восторженное лицо,
улыбнулась горделиво и неясно: какого любящего мужа обрела
она.
- Ну, а дама... мм... отвечала тебе взаимностью? -
спросил Пасмор.
Королева увидела, как Френсис многозначительно кивнул.
- Она любит меня так же, как я люблю ее, - серьезно
ответил он. -
Это я знаю наверное. - Он вдруг поднялся со своего кресла.
- Подожди, я
сейчас покажу тебе ее.
Френсис направился к двери, а королева,
несказанно обрадованная
признанием мужа, мгновенно шмыгнула в соседнюю роскошную
комнату непонятного
назначения, которую горничная называла гостиной. Она с
поистине детским
волнением представляла себе, как удивится Френсис, не найдя
ее в постели, и
лукаво смотрела ему вслед. А он взбежал по широкой
мраморной лестнице и
через минуту вернулся. Сердце королевы слегка сжалось,
когда она заметила,
что он не проявляет никакого беспокойства по поводу ее
отсутствия в спальне.
В руке он нес свернутый в трубку кусок тонкого белого
картона и, не глядя по
сторонам, прошел прямо в библиотеку.
Посмотрев в щелку, королева увидела, что он развернул
свиток и, положив
его перед Джонни Пасмором, сказал:
- Суди сам. Вот она.
- Но почему у тебя такой похоронный вид? -
спросил Джонни Пасмор
после тщательного изучения фотографии.
- Потому что мы встретились слишком поздно. Я был
вынужден жениться на
другой. И я расстался с ней навсегда за несколько часов
до ее венчания с
другим. Этот брак был решен еще прежде, чем мы узнали о
существовании друг
друга. Та, на которой я женился, да будет тебе
известно, - хорошая,
чудесная женщина. Я всю жизнь буду предан ей. Но, к
несчастью, сердцем моим
она никогда не завладеет.
Эти слова открыли королеве всю горькую правду. Ей
стало дурно, и, едва
не лишившись чувств, она схватилась за сердце. Хотя
разговор в библиотеке
продолжался, она уже не слышала ни слова из того, что
там говорилось.
Медленно, огромным усилием воли она овладела собой.
Наконец, ссутулившись,
похожая больше на скорбную тень той блестящей красавицы и
гордой жены, какою
она была всего несколько минут назад, королева,
шатаясь, прошла через
вестибюль и медленно, точно в страшном сне, точно на каждой
ноге у нее гиря
привязана, стала подниматься по ступенькам. Очутившись
в спальне, она
утратила всякую власть над собой. В ярости сорвала с пальца
кольцо Френсиса
и принялась топтать его ногами. Сорвала с себя ночной
чепец и черепаховые
шпильки и тоже принялась их топтать. Потом, содрогаясь от
рыданий и бормоча
что-то невнятное, королева бросилась на кровать, ее трясло
как в лихорадке;
но когда Френсис, направляясь к себе в комнату перед сном,
заглянул к ней в
спальню, она нашла в себе силы притвориться спящей и ничем
не выдать своего
горя.
Целый час, показавшийся ей вечностью, она дожидалась,
чтобы он уснул.
Лишь после этого встала, взяла острый, украшенный
драгоценными камнями
кинжал, который она привезла с собой из Долины Затерянных
Душ, и осторожно,
на цыпочках, прокралась в его комнату. Там, на туалетном
столике, лежал этот
кусок картона - большая фотография Леонсии. Королева в
нерешительности
остановилась, сжимая кинжал так, что драгоценные камни на
рукоятке впились
ей в пальцы и в ладонь. Кого же ударить: мужа или Леонсию?
Она шагнула к его
постели и уже занесла руку для удара, но тут дотоле
сухие глаза ее
увлажнились, и слезы, точно завеса из тумана, скрыли
от нее мужа. Она
всхлипнула и опустила руку, сжимавшую кинжал.
Тогда она приняла другое решение и быстро направилась
к туалетному
столику. Внимание ее привлекли лежавшие там карандаш
и блокнот. Она
нацарапала два слова, вырвала из блокнота листок,
положила фотографию
Леонсии на блестящую, полированную поверхность стола,
накрыла ее этим
листком и нанесла удар, - он пришелся точно между глаз
соперницы; острие
кинжала вонзилось в дерево, рукоятка качнулась и застыла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Пока в Нью-Йорке происходили всякие события и Риган
ловко продолжал
свое гигантское наступление на все акции Френсиса, а Френсис
и Бэском тщетно
пытались выяснить, кто этим занимается, в Панаме тоже
происходили не менее
важные события, которые столкнули Леонсию и семейство
Солано с Торресом и
начальником полиции и в которых отнюдь не последнюю роль
играл некто И Пын
- толстый китаец с лунообразной физиономией.
Маленький старикашка судья - ставленник
начальника полиции -
похрапывал на заседании суда в Сан-Антонио. Он
безмятежно проспал таким
образом уже около двух часов, время от времени вскидывая
голову и что-то
глубокомысленно бормоча во сне, хотя дело, которое
разбиралось, и было
весьма серьезным: обвиняемому грозила ссылка на двадцать лет
в Сан-Хуан, где
даже самые крепкие люди выдерживали не более десяти. Но
судье не было нужды
вслушиваться в показания свидетелей или в прения сторон:
прежде, чем начался
разбор дела, в мозгу его уже сложилось решение, и он
заранее вынес приговор
