После завтрака Френсис заметил, что ветер переменился и
подул с суши -
следовательно, можно будет быстро пересечь лагуну Чирикви
и вдоль берега
добраться до островов Быка и Тельца. Горя желанием поскорее
обрадовать Генри
известием о том, что его кольцо снова украшает
пальчик Леонсии, он
решительно отклонил ее любезное предложение заночевать у них
и познакомиться
с Энрико Солано и его сыновьями. У Френсиса была и еще
одна причина для
поспешного отъезда: он не мог дольше оставаться в обществе
Леонсии. И совсем
не потому, что она была ему неприятна, - напротив: она
очаровала его,
увлекла так сильно, что он не смел больше оставаться
здесь, подвергаясь
воздействию ее чар и этого все возрастающего влечения,
если собирался
сдержать слово, данное человеку в парусиновых штанах,
который сейчас искал
клад на острове Быка.
Итак, Френсис отбыл, унося в кармане письмо Леонсии к
Генри. Прощание
было кратким. Со вздохом, столь быстро подавленным,
что Леонсия даже
подумала, не почудилось ли ей это, оторвался он от ее руки
и зашагал прочь
по подъездной аллее. Она смотрела ему вслед, пока он не
исчез из виду, затем
со смутной тревогой перевела взгляд на кольцо, блестевшее у
нее на пальце.
Выйдя на берег, Френсис подал сигнал стоявшей на
якоре "Анджелике",
чтобы за ним выслали шлюпку. Но не успели матросы спустить
ее на воду, как
из лесу выскочили человек шесть всадников с револьверами за
поясом и ружьями
поперек седел и галопом помчались к нему. Двое скакали
впереди. В одном из
них Френсис узнал Торреса. Остальные четверо были метисы
с физиономиями
отъявленных бандитов. Все схватились за винтовки и
прицелились в Френсиса,
так что ему оставалось лишь повиноваться незнакомому
вожаку, который
рявкнул, чтобы он поднял руки вверх.
- Подумать только, - сказал Френсис, - что еще
совсем на днях - или
это было миллион лет назад? - я считал бридж по доллару
за фишку самым
волнующим развлечением. А тут вдруг являетесь вы, сэры,
верхом и угрожаете
моей бедной плоти всякими чужеродными телами. Так, может, вы
объясните мне,
в чем дело? Неужели мне всегда суждено покидать этот берег
под аккомпанемент
выстрелов? Что вам собственно нужно: мои уши или хватит
усов?
- Нам нужен ты сам, - ответил незнакомый вожак,
усы его свирепо
щетинились, а черные бегающие глазки свирепо поблескивали.
- Так, может, вы мне скажете, во имя Адама и Евы и
всех распрекрасных
ящеров, кто вы такие?
- Это достопочтенный сеньор Мариано Веркара-и-Ихос,
начальник полиции
Сан-Антонио, короче - шеф, - ответил Торрес.
- Ну, пропал! - рассмеялся Френсис, вспомнив, как
описывал этого
субъекта Генри. - Должно быть, вы считаете, что я нарушил
какое-то правило
стоянки судов или предписание санитарной комиссии, бросив
здесь якорь. Но об
этом вам надо говорить с моим капитаном - капитаном
Трефэзеном, весьма
почтенным джентльменом. А я - только лицо, зафрахтовавшее
шхуну, обычный
пассажир. Вы безусловно убедитесь, что капитан Трефэзен
- большой знаток
законов мореплавания и стоянки судов в порту.
- Вы должны держать ответ за убийство Альфаро
Солано, - сказал
Торрес. - Вам не удалось одурачить меня, Генри Морган,
вашими разговорами в
асьенде о том, что вы якобы кто-то другой. Я знаю этого
другого. Его зовут
Френсис Морган, и я смело могу сказать, что он
вовсе не убийца, а
джентльмен.
- О боги морских глубин со всеми их рыбами и
рыбешками! - воскликнул
Френсис, - Но ведь вы пожали мне руку, сеньор Торрес!
- Я был одурачен, - со скорбной миной признался
Торрес, - но только
на какой-то миг. Ну, так сдаетесь вы мирным путем?
- Точно я могу... - Френсис взглянул на шесть ружей
и красноречиво
пожал плечами. - Я полагаю, вы будете Судить меня
pronto и на заре
повесите?
- Правосудие свершается очень быстро в Панаме, -
ответил начальник
полиции по-английски; говорил он более или менее понятно,
только с забавным
акцентом. - Но все-таки не так быстро. Мы не повесим вас
на Заре, лучше в
десять утра - так для всех будет удобнее. Как вы полагаете?
- О, решайте сами, - ответил Френсис. - Можно и в
одиннадцать и в
двенадцать, мне все равно.
- Попрошу вас следовать за нами, сеньор, -
сказал Мариано
Веркара-и-Ихос мягким тоном, который, однако, не мог
скрыть железной
твердости его намерений. - Хуан! Игнасио! - скомандовал он
по-испански, -
Слезайте с коней! Отберите у него оружие! Нет, руки
связывать не надо.
Посадите его на лошадь позади Грегорио.
Френсиса втолкнули в аккуратно выбеленную камеру с
глинобитными стенами
футов в пять толщиной; на земляном полу спали в разных
позах человек шесть
арестантов-пеонов. Прислушиваясь к глухим ударам
топора, раздававшимся
где-то неподалеку, Френсис вспомнил только что
окончившийся суд и тихо,
протяжно свистнул. Было половина девятого вечера. Суд
начался в восемь. А
топоры уже стучали по бревнам, из которых сооружали
виселицу, - завтра в
десять часов утра на этом помосте ему обовьют веревкой
шею и вздернут.
Разбор дела длился всего тридцать минут, по его часам. Они
уложились бы и в
двадцать, если бы в зал не ворвалась Леонсия и не задержала
внимания судей
еще на десять минут, любезно предоставленных ей, как даме
из знатного рода
Солано.
"Шеф был прав, - заключил про себя Френсис. -
Правосудие в Панаме на
самом деле свершается быстро".
Одно то, что в кармане у него нашли письмо от
Леонсии на имя Генри
Моргана, уже губило его. Остальное было просто. С
полдюжины свидетелей
